купить

Современная Россия в Африке: теневая, официальная и военная дипломатия

Леонид Маркович Исаев (р. 1987) – доцент департамента востоковедения и африканистики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге, старший научный сотрудник кафедры арабистики и африканистики РУДН.
Антон Геннадьевич Мардасов (р. 1987) – приглашенный исследователь Института Ближнего Востока (Вашингтон, США).

[стр. 290—303 бумажной версии номера] [1]

Дорогое удовольствие

В октябре 2019 года в Сочи состоялся первый саммит «Россия – Африка», участие в котором приняли 43 африканские делегации на высоком или очень высоком уровне. Естественно, гигантские масштабы вкупе с огромными затратами – российскому бюджету саммит обошелся в сумму, превышающую 70 миллионов долларов, что дороже Петербургского экономического форума, – не могли не породить многочисленные спекуляции по поводу «российского возвращения в Африку». Однако если это и было «возвращение», то выдалось оно весьма запоздалым, поскольку наша страна провела собственный африканский саммит едва ли не последней из ведущих стран мира. Мероприятия, аналогичные сочинскому, к тому моменту уже были организованы США, Европейским союзом, Китаем, Индией и даже Турцией. У каждого из этих государств на сегодня имеются устоявшиеся форматы отношений с «черным континентом».

В случае России, напротив, в последние тридцать лет интерес к Африке был самым минимальным. Ее совокупный торговый оборот со всеми 54 странами африканского континента в 2018 году составил чуть более 20 миллиардов долларов. Причем здесь учитывается и то обстоятельство, что Африка оказалась единственным континентом, который наращивал экспорт российской продукции после западных санкций, введенных из-за Крыма. Интересно также, что более половины указанного объема приходится на торговлю России лишь с двумя странами – с Египтом и Алжиром. Если же взять Северную Африку в целом, то она покрывает более 75% российского торгового оборота с континентом. И, хотя наполнение этого сегмента более или менее разнообразно, с африканскими странами южнее Сахары мы торгуем по большей части оружием [2].

Столь скромные цифры не удивительны: после распада Советского Союза африканские дела стали для Москвы периферийными. Однако ценность «черного континента» в глазах России резко возросла после украинского кризиса 2014 года, когда Владимир Путин, вознамерившись вернуть стране статус «великой державы» и вновь приобщиться к «большой политике», активировал российское присутствие сначала на Ближнем Востоке, а затем и в Африке. Выступая в сентябре 2015 года на заседании Генеральной Ассамблеи ООН, российский президент фактически бросил вызов однополярному миру [3]. Последовавшая за этим операция российских воздушно-космических сил в Сирии должна была продемонстрировать серьезность намерений российского лидера. Стоит отметить, что активизация российских вооруженных сил в Сирии и частных военных компаний на Ближнем Востоке и в Африке отчасти удовлетворила внутрироссийский запрос на «великодержавность», формируемый путинским электоратом. Для этой части российского населения, по-прежнему придерживающейся политических стереотипов советской эпохи, термин «великая держава» имеет явные милитаристские коннотации [4]. В целом же именно африканско-ближневосточная повестка помогла путинской России в середине 2010-х годов громко заявить о себе как об игроке, без которого не может быть решена ни одна глобальная или региональная проблема [5].

Дилеммы опоздавшего к столу

Однако российское «возвращение в Африку» уже сейчас сталкивается со множеством трудностей как внутреннего, так и внешнего свойства. Прежде всего на лидирующую роль в регионе Москве не позволяет претендовать слабость российской экономики. Это особенно существенно в свете того, что динамично развивающийся африканский континент, богатый природными ресурсами, отнюдь не пустует: пока Россия три десятилетия «сосредоточивалась», никак не проявляя себя, иностранные акторы обзавелись в Африке своими обустроенными нишами. Вытеснить их оттуда будет непросто – если, конечно, такая цель вообще ставится.

Разумеется, всякое иностранное присутствие имеет с точки зрения самих африканцев, не забывших о колониализме, свои плюсы и минусы. В частности, местные лидеры на публике не подвергают сомнениям жизненную важность европейской экономической помощи, оказываемой Африке, – тем более, что после миграционного кризиса Европейский союз расширил свою деятельность на этом направлении [6], а в начале 2020 года Брюссель предоставил Африке пакет гуманитарной помощи в объеме 998 миллионов долларов [7]. Но, расширяя подобную кооперацию, европейские страны постоянно напоминают местным элитам о необходимости проводить демократические реформы, уважать права человека, развивать гражданское общество. Понятно, что подобные идеи не могут встретить понимания у коррумпированных африканских правителей, тормозящих становление конкурентной экономики в своих странах и с опаской относящихся к демократии.

В подобной ситуации альтернативой кому-то представляется Китай, который стремительно наращивает присутствие в африканских странах – причем не только богатых, но и бедных полезными ископаемыми [8]. Пекин демонстрирует полное равнодушие к проводимой африканскими государствами внутренней политике, однако экономические условия содействия, выдвигаемые китайцами, не столь однозначны. С одной стороны, Китай действительно уделяет большое внимание развитию инфраструктурных проектов в Африке, но, с другой стороны, проводимый им курс основывается на полном экономическом закабалении тех, кому оказывается помощь. Именно поэтому Пекин нередко обвиняется в нежелании учитывать интересы «черного континента», а его поведение характеризуется самими африканцами как типичный неоколониализм [9].

Поскольку экономически немощная Россия явно не может ни играть первую скрипку, ни быть дирижером в африканской политике, страны региона по-прежнему видят в качестве своих главных партнеров США, Западную Европу и Китай. Россия, однако, старается компенсировать ограничения, вытекающие из ее третьестепенной роли, посредством довольно самобытной политики, где комбинируются два фактора: во-первых, учет националистического настроя африканских элит, для которых суверенитет остается фундаментальным символом свободы от бывших метрополий [10], а во-вторых, обширный экспорт услуг в сфере безопасности, предоставление которых без какой-либо предварительной увязки с правами человека, демократизацией и либерализацией имеет принципиальное значение для африканских диктаторов.

Исходя из таких предпосылок официальная российская роль в Африке является скорее показной и демонстративной: она не предполагает принятия Москвой функций медиатора и стабилизатора, но, напротив, требует всемерного обыгрывания противоречий стран континента с другими центрами и между собой. При этом важнейшее место в российском освоении Африки отводится «теневой» дипломатии, силовыми проводниками которой выступают частные военные компании, не располагающие правом действовать на территории самой России, но зато охотно используемые Москвой за рубежом. Вовлечение в африканские дела негосударственных акторов, действующих под прикрытием малочисленных официальных контингентов военных советников (и тесно связанных с ними), призвано удержать у власти ценных с точки зрения Кремля лидеров и создать на континенте собственную патронажную сеть. Для систематизации и координации всей этой работы в 2019 году была создана специальная негосударственная структура – Международное агентство суверенного развития [11]. Именно ей предстоит впредь выступать «распорядителем активов» российских частных военных компаний, действующих в Африке.

Африканцы в свою очередь понимают: если Россия согласна на ограниченное и зачастую негласное присутствие в их странах – то значит, она едва ли будет диктовать какие-то обременительные политические условия. Кроме того, местным диктаторам, как и диктаторам ближневосточным, очень импонирует путинский нарратив «стабильности» и «суверенитета», изображаемых в качестве наивысшего блага для любого общества. Плоды такого единодушия, кстати, не заставляют себя ждать: на минувшем саммите «Россия – Африка» пять африканских стран официально обратились к российскому президенту с просьбой о помощи в борьбе с терроризмом. В их число вошли Мали, Нигер, Чад, Буркина-Фасо и Мавритания – вся так называемая «группа пяти» зоны Сахеля [12].

Осуществляемая частными военными компаниями российская «параллельная» дипломатия в Африке не столько подкрепляет, сколько заменяет деятельность бюрократизированных государственных служб; она оказывается более гибкой и менее скованной условностями, обеспечивая такие устойчивые и неформальные связи с местными игроками, какими в предшествующий постсоветский период Россия не располагала [13]. Это открывает новые пути для решения вопросов, которых прежде не удавалось сдвинуть с мертвой точки. К примеру, в 2012–2013 годах попытки России закрепиться на африканском побережье Красного моря потерпели неудачу, потому что опирались исключительно на инструментарий привычной дипломатии. В ходе переговоров с Джибути об аренде взлетно-посадочной полосы и пирса для строительства военно-морской базы российские представители получили отказ: конкурировать на основе общепринятых дипломатических правил с Вашингтоном, уже имеющим в этой стране свои военные объекты, для Москвы не по силам [14].

С заботой о диктаторах

Вместе с тем ставку на «параллельную» дипломатию во взаимодействии с нестабильными африканскими режимами, какими бы ни были ее очевидные удобства, нельзя считать абсолютно надежной. Ведь если насильственное смещение какого-нибудь «друга России» происходит в стране, где официальное военное присутствие Москвы минимально и малозаметно, то обеспечить соблюдение прежних закулисных договоренностей с новыми властителями будет трудно. Сказанное означает, что ориентация на конкретных лидеров и их окружение остается слабым звеном российской политики, чреватым сюрпризами. Прошлогодний пример с отставкой суданского президента Омара аль-Башира стал ярким тому подтверждением. Судан традиционно был одним из самых солидных покупателей российского оружия в Африке. По данным Стокгольмского института исследований проблем мира (SIPRI), в 2017 году российские поставки вооружений в эту страну оценивались в 24 миллиона долларов, а в предыдущем, 2016-м – в 51 миллион долларов [15]. Основу российского экспорта составляли военные вертолеты разных модификаций, а также грузовики фирмы «КАМАЗ» – для их ремонта и обслуживания в Хартуме создали российский сервисный центр [16]. Кроме того, в 2017 году в стране был открыт тренировочный лагерь «группы Вагнера», где готовились не только военнослужащие соседней Центральноафриканской Республики (ЦАР), для которых он вроде бы и предназначался, но и сами суданцы [17]. Далее, российская горнодобывающая компания «M Инвест», представляющая интересы Евгения Пригожина, примерно в тот же период получила льготный доступ к суданским месторождениям золота, отправив для работы на них около пятидесяти геологов и других специалистов [18]. Наконец, связи с аль-Баширом Москва пыталась использовать не только для продвижения своих интересов в Африке, но и для поддержки другого «токсичного» лидера – сирийского президента Башара аль-Асада. Хотя основные контакты с суданским режимом поддерживались через внесистемных консультантов [19], именно кадровые российские военные, по некоторым сведениям, организовали поездку суданского президента в Сирию, состоявшуюся в 2018 году [20]. За этой акцией стояло, по-видимому, стремление содействовать дипломатической реабилитации сирийских властей в стенах Лиги арабских государств.

Таким образом, наработано было достаточно много. Тем не менее это не избавило российско-суданские отношения в военной сфере от новых вызовов, возникших после отстранения аль-Башира от власти весной 2019-го. Дело в том, что еще в 2008 году Международный уголовный суд выдал ордер на арест суданского президента, обвиняемого в геноциде, а после конфликта в Дарфуре в отношении Судана были введены санкции со стороны США, Европейского союза, Канады и Австралии. Внесение прежнего суданского руководителя в список военных преступников не слишком мешало его конструктивному взаимодействию с российскими партнерами (о чем свидетельствуют, в частности, и приводимые выше цифры), но после отстранения аль-Башира от власти образцовая кооперация оказалась под угрозой. Абд аль-Фаттах Бурхан, возглавивший в сентябре 2019 года Суверенный совет Судана, взял курс на нормализацию отношений с Западом, и поэтому практически сразу после завершения сочинского саммита суданский премьер-министр Абдалла Хамдук начал переговоры с Вашингтоном. Согласно поэтапному плану снятия санкций, который был предложен американцами, Судану предстоит прекратить контакты с террористическими и нелегальными военными структурами, в категорию которых попадает и «группа Вагнера». Революционные перемены поставили под вопрос и сотрудничество с концерном «Рособоронэкспорт», ранее договорившимся со свергнутым диктатором о новых поставках российского оружия.

Конечно, не все диктаторы оказываются такими невезучими, как аль-Башир; некоторые из них, ощущающие себя достаточно уверенно и успешно отбивающие наскоки конкурентов, способны эффективно «благодарить» понимающую и поддерживающую их Москву. Именно так складывалась ситуация в упомянутой чуть выше ЦАР, где президент Фостен-Арканж Туадера смог сохранить власть даже после того, как Франция вывела из его охваченной гражданской войной страны своих военных, а власти Банги столкнулись с оружейным эмбарго. В декабре 2017 года, после встречи главы ЦАР с российским министром иностранных дел Сергеем Лавровым, Москва попросила ООН сделать изъятие из введенного в отношении этой африканской республики оружейного эмбарго – для того, чтобы поставить законному правительству ЦАР оружие и снаряжение и запустить программу переподготовки местных военных. Разрешение было получено, и в январе 2018 года российский Ил-76 совершил первый рейс в аэропорт Банги. По данным еженедельника «Jeune Afrique», первоначально в контингент инструкторов вошли несколько офицеров российской военной разведки и связанные с Пригожиным гражданские лица, работающие на две местные охранные компании [21]. В конечном счете, расширяя свое присутствие, россияне взяли на себя охрану президента ЦАР, получив право корректировать его рабочий график.

Обосновываясь в ЦАР, российские «инструкторы» разместились по сирийской схеме, то есть поблизости от месторождений золота, алмазов и урана. Сложность транспортных схем заставила Москву найти новые пути для их оптимизации: помимо морских поставок, далее доставляемых в ЦАР по суше через территорию Судана, Россия использует для доставки персонала и грузов транспортную авиацию, совершающую вылеты с сирийской авиабазы Хмеймим [22]. Комбинация работы военных советников с усилиями гражданских специалистов позволила Москве отрицать наличие ее частных военных компаний в ЦАР даже после произошедшего здесь в 2018 году резонансного убийства российских журналистов. Причем этому не помешало даже то обстоятельство, что в ходе расследования были убедительно изобличены нестыковки официальной версии, а также продемонстрирована реальная степень влияния российских наемников на руководство ЦАР [23].

Политика как продолжение войны иными средствами

Разумеется, «параллельная дипломатия» с ее полуофициальными структурами не исчерпывает всего спектра российско-африканских отношений в области военного и технического сотрудничества. В Африке у Москвы есть и такие партнеры, острейший и неослабевающий интерес которых к российским вооружениям позволяет работать с ними в основном официально и легально. Особое место в их ряду занимает Алжир, который к 2010-м занял третью строчку среди потребителей оружейного экспорта России: приобретая 14% всего российского оружия, предлагаемого на внешнем рынке, эта страна уступает по данному показателю лишь Индии и Китаю [24]. Алжир является одной из немногих африканских стран, в оборонном секторе которых прочно преобладает именно российская продукция: она составляет 66% вооружения, покупаемого этой североафриканской страной [25]. В общей сложности с 2000-го по 2018 год Россия экспортировала в Алжир вооружений на сумму в 11,5 миллиарда долларов [26]. В сентябре 2017 года страна стала вторым зарубежным заказчиком российских оперативно-тактических ракетных комплексов «Искандер-Э» [27]. Одновременно она купила более 300 боевых машин поддержки танков БМПТ-72 «Терминатор», с 2013 года проходивших испытания в Алжире и предназначенных для сопровождения танков Т-90СА алжирских бронетанковых дивизий.

Столь благоприятная для российских оружейников ситуация объясняется не только былым «социалистическим выбором» Алжира, благодаря которому Советский Союз активно вооружал алжирскую армию на протяжении длительного времени, но и взвешенной внешнеполитической позицией, которую эта африканская страна занимала в первые десятилетия XXI века. Иными словами, после провала в конце 1980-х социалистического эксперимента Алжир сумел избежать резких политических жестов, подобных тем, например, которые наблюдались в Египте во времена Анвара ас-Садата и следствием которых стало перевооружение египетской армии по стандартам НАТО [28]. Причем, в отличие от Судана, где Россия сделала ставку на лидера, а не на систему, взаимодействие с Алжиром в силу особенностей местного политического режима имеет прочную институциональную основу, снижающую риски для военно-технического сотрудничества при смене власти. По этой причине здесь почти нет спроса на «теневую» дипломатию – российские интересы можно отстаивать вполне открыто и гласно. Так, чтобы подписать в 2019 году контракты на поставку многофункциональных тяжелых истребителей Су-30 и средних МиГ-29, России вполне хватило официальных усилий [29]. Эта сделка, кстати, имела особую значимость в свете того, что несколько лет назад алжирцы отказались от приемки сразу трех десятков купленных российских самолетов из-за претензий к их качеству. Однако планы замещающей закупки китайской или шведской техники местными властями так и не были реализованы, что сохранило позиции России на алжирском рынке в неприкосновенности. Скорее всего Алжир и дальше будет крупным клиентом «Рособоронэкспорта».

Тем не менее алжирский случай остается уникальным: в Африке трудно найти столь же преданных и столь же платежеспособных поклонников российского оружия. Во всех остальных местах Москве приходится либо бороться за новые рынки, либо отстаивать ранее занятые ниши. В этой связи показательным представляется сотрудничество с Египтом, переживающее подъем после прихода к власти президента Абд аль-Фаттаха ас-Сиси. В последние пять лет, с 2015-го по 2019 год, Россия вышла в лидеры по объемам экспорта оружия в эту страну, покрывая 30% всех египетских оружейных закупок [30]. За этот период Россия поставила в Египет вооружений на сумму в 2,9 миллиарда долларов, в два раза опередив США (1,3 миллиарда долларов) и уступив лишь Франции (почти 3 миллиарда долларов). Важно подчеркнуть, что российская оружейная экспансия нарастает на фоне динамично увеличивающейся потребности Египта в новых вооружениях. В 2014–2018 годах совокупный импорт оружия в Египет вырос на 206% по сравнению с предыдущей пятилеткой и достиг 5,1% от общемирового импорта вооружений [31].

Российские поставки многопрофильны и включают широкий ассортимент военной продукции. Так, в июне 2017 года в Александрию была доставлена зенитная ракетная система С-300ВМ «Антей-2500» – Египет стал вторым после Венесуэлы ее покупателем [32]. Кроме того, Каир является заказчиком примерно 50 истребителей МиГ-29 – первые машины были приняты им весной 2017 года, – и 46 вертолетов Ка-52. Летом 2017-го представители «Уралвагонзавода» сообщили о переговорах, касающихся поставок и лицензионного производства в Египте российских танков Т-90. Несмотря на то, что ни подробности, ни степень согласования этой сделки не известны, можно говорить о вероятности того, что Египет попытается заменить российскими машинами устаревшую американскую бронетехнику – прежде всего речь идет о семействе М60 [33]. В пользу такого предположения говорит и тот факт, что запланированное ранее перевооружение египетских сухопутных войск на американские танки М1 «Абрамс», которые дороже российских Т-90, идет достаточно медленно, а их сборка, производимая в самом Египте, не раз приостанавливалась по политическим мотивам.

Активность Российской Федерации на египетском направлении уже не первый год заставляет наблюдателей рассуждать о том, не собираются ли русские обзавестись военной базой в этой североафриканской стране. Два года назад Москва и Каир одобрили проект двустороннего соглашения о «порядке использования воздушного пространства и аэродромной инфраструктуры России и Египта» [34]. И хотя документ не подразумевал открытия базы, он существенно расширял сотрудничество вооруженных сил обоих государств. Страна Пирамид, кстати, имеет опыт размещения советских военных объектов на своей территории в 1960–1970-е, что в сложившихся геополитических реалиях часто воспринимается как дополнительная предпосылка российского возвращения в регион. Кроме того, после прихода ас-Сиси Москва и Каир наладили постоянный диалог по сирийскому и ливийскому конфликтам. В итоге после достижения в 2016 году договоренностей о том, что российский спецназ будет обучать египетских военных противодействию терроризму на Синайском полуострове, начали поступать сведения и о том, что российские военные с территории Египта оказывают разведывательную помощь Халифе Хафтару [35].

Диалектика торга

Можно предположить, что курс на углубление российско-египетских отношений будет сохраняться до тех пор, пока у власти в Каире находится нынешний режим. Египетское руководство видит в России надежный источник перевооружения, позволяющий диверсифицировать связи с США. Для египтян это стало особенно актуальным после прихода в Белый дом Дональда Трампа, когда из политических соображений Вашингтон все чаще начал практиковать приостановки оборонных поставок [36] и выплат ежегодной военно-экономической помощи, выделяемой Египту с момента заключения Кэмп-Дэвидских соглашений [37]. Но в той системе отношений, которую выстроили Россия и Египет, вполне уместны элементы торга – как между самими партнерами, так и с третьими сторонами. С одной стороны, Каир, желая добиться уступок от США, пытается саботировать провозглашенное Дональдом Трампом и Мухаммадом бин Салманом создание «арабского НАТО», которое без армии Египта будет несостоятельной организацией [38]. Это, правда, чревато для него сокращением важной финансовой помощи, предоставляемой арабскими государствами Персидского залива, в первую очередь Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами. С другой стороны, египетские лидеры могут настаивать на уступках и со стороны России, напоминая ей, что за сотрудничество с русскими приходится платить свою цену: США уже не раз намекали, что принятый Конгрессом в 2017 году Акт о противодействии противникам Америки посредством санкций может быть применен и в отношении Египта – в частности, из-за закупок истребителей Cу-35 [39].

Однако, помимо военных поставок, у взаимоотношений Москвы и Каира есть другое, не менее важное измерение. Углубление отношений с новым египетским руководством и координация с ним совместной деятельности в Ливии, созвучная интересам ОАЭ и Саудовской Аравии, позволили России упрочить собственные позиции в сети региональных альянсов. Работая в Ливии в составе целого конгломерата региональных и международных акторов, Москва, отстаивая свои корыстные интересы, стремится избежать при этом ошибок, которые были допущены ею в Сирии. С одной стороны, Кремль не забывает про «ливийский сценарий» 2011 года, когда Россия, не воспользовавшись в Совете Безопасности ООН своим правом вето, фактически санкционировала бомбардировки западной авиации, направленные на сдерживание Каддафи. С другой стороны, Москва в условиях санкций использует ливийский кризис для ведения диалога с Западом «на равных». Именно поэтому Россия в последние годы старалась занимать более или менее сбалансированную позицию в отношениях с Триполи и Тобруком [40].

В частности, Москва решилась увеличить контингент своих наемников в Ливии только в конце 2018 года – после нашумевших переговоров Халифы Хафтара и Сергея Шойгу с участием Евгения Пригожина [41]. Позже, однако, из-за буксующей операции по взятию Триполи российское руководство вновь стало действовать более осторожно и даже пригласило Фаиза Сараджа, главу международно-признанного ливийского правительства и главного конкурента Хафтара, в Сочи на саммит «Россия – Африка». Разумеется, Россия рассчитывает получить дивиденды от поддержки Ливийской национальной армии, но у этого содействия есть определенные границы. В Кремле имеются явные опасения, что в случае чрезмерного укрепления Хафтара в Ливии главными выгодоприобретателями окажутся Египет, ОАЭ и Саудовская Аравия, давно сделавшие на него ставку и вложившие в него гораздо больше средств, чем Россия. В этой связи Москва, играя на опережение, пытается предусмотреть сохранение своего влияния в регионе после любого исхода ливийской гражданской войны.

***

К концу 2010-х России, испытывающей посткризисные финансовые трудности, все-таки удалось сформулировать те выгоды и преимущества, которые она могла бы предложить Африке. С одной стороны, Российская Федерация демонстрирует свою преемственность с Советским Союзом, последовательно боровшимся против колониализма. В совместном заявлении, принятом по итогам прошедших в июле 2020 года первых ежегодных политических консультаций главы МИД России и глав внешнеполитических ведомств африканских государств, выступавших в качестве действующего, предыдущего и будущего председателя Африканского союза, отдельно говорилось о важности и актуальности Декларации ООН «О предоставлении независимости колониальным странам и народам» от 14 декабря 1960 года [42]. Сергей Лавров тогда заявил, что «процесс деколонизации нельзя считать завершенным», поскольку избавления от колониального гнета до сих пор ожидают архипелаг Чагос, острова Эпарс, а также Майотта [43].

С другой стороны, среди африканских элит все большее признание обретает нарратив «стабильности», ярым апологетом которого выступает российский президент [44]. Под предлогом обеспечения стабильности на «черном континенте» российские власти все активнее предлагают африканским лидерам свои услуги в сфере обеспечения безопасности. Этот фактор становится особенно существенным в условиях перманентной социально-политической турбулентности, наблюдающейся в «афразийской» зоне на протяжении 2010-х [45]. Соответственно, в той части света, где диктатур особенно много, спрос на российскую помощь в предотвращении политических перемен обещает оставаться высоким. Однако в условиях высокой региональной конкуренции Москва столкнулась с очевидной проблемой: ее бюрократические структуры и официально зарегистрированные компании, занимающиеся военным консалтингом или «охранным» бизнесом на государственном уровне, оказались не в состоянии обеспечить необходимый уровень влияния – особенно в тех случаях, когда просьбы о содействии носили неформальный характер. Соответственно, стремление оптимизировать силовую политику в отдаленных регионах диктовало единственное решение – обращение к теневой военной дипломатии. В результате на африканском направлении российские власти взяли курс на использование опробованных в украинском и сирийском конфликтах, официально не существующих структур, тесно связанных тем не менее с российским государством. И в настоящее время ничто не указывает на отказ от этого курса или его радикальную корректировку в обозримом будущем.



[1] Исследование выполнено при поддержке Российского научного фонда, грант № 19-18-00155.

[2] См.: Пленарное заседание экономического форума Россия – Африка (http://kremlin.ru/events/president/news/61880).

[3] См.: 70-я сессия Генеральной Ассамблеи ООН (http://kremlin.ru/events/president/news/50385.

[4] Подробнее см.: Issaev L., Shishkina A. Russia in the Middle East: In Search of Its Place // Muhlberger W., Alaranta T. (Eds.). Political Narratives in the Middle East and North Africa: Conceptions of Order and Perceptions of Instability. Dordrecht: Springer, 2020. P. 95–114.

[5] Свои мечты об этом Путин высказывал еще в 2003 году. См. его статью, посвященную взаимодействию России со странами Азиатско-Тихоокеанского региона: Россия–АТЭС: проблемы и перспективы сотрудничества (http://kremlin.ru/events/president/transcripts/22161).

[6] См.: Кукарцева М.А. Гуманитарная политика ЕС в Африке и миграционный кризис // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2018. № 5. С. 142–163; Helly D. The EU and Africa since the Lisbon Summit of 2007: Continental Drift or Widening Cracks? // South African Journal of International Affairs. 2013. Vol. 20. № 1. P. 137–157; Adebajo A. The EU and Africa: From Eurafrique to Afro-Europa. New York: Columbia University Press, 2012.

[7] См.: EU Sets Up $998 Million Budget for Humanitarian Aid // The New York Post. 2020. January 20 (https://nypost.com/2020/01/20/eu-sets-up-998-million-budget-for-humanitarian-aid/).

[8] См.: Дейч Т.Л. Китай в Африке: «неоколониализм» или «win-win» стратегия? // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2018. № 5. С. 119–141.

[9] См.: Lumumba-Kasongo T. China-Africa Relations: A Neo-Imperialism or a Neo-Colonialism? A Reflection // African and Asian Studies. 2011. № 2–3. P. 234–266; Junbo J., Frasheri D. Neo-Colonialism or De-Colonialism? China’s Economic Engagement in Africa and the Implications for World Order // African Journal of Political Science and International Relations. 2011. № 7. P. 185.

[10] См.: Маслов А. Нацпроект «Африка». Что показал африканский саммит в Сочи. М.: Московский центр Карнеги, 2019 (https://carnegie.ru/commentary/80187).

[11] Парфентьева И., Козлов В. Инвестор Малофеев стал консультантом африканских правительств // РБК. 2019. 11 сентября (www.rbc.ru/business/11/09/2019/5d7796cc9a794731b3800996.

[12] Страны Сахеля хотят обсудить с Путиным размещение военных советников // РИА «Новости». 2019. 24 октября (https://ria.ru/20191024/1560169044.html)

[13] См.: Рождественский И., Баданин Р. Шеф и повар. Часть первая. Расследование о том, как Евгений Пригожин возглавил российское наступление в Африке // Проект. 2019. 13 марта (www.proekt.media/investigation/prigozhin-afrika/); Пудовкин Е. Инвестор Малофеев пообещал африканским странам $2,5 млрд // РБК. 2019. 24 октября (www.rbc.ru/politics/24/10/2019/5db19cbe9a79473e3f1e9269.

[14] Подробнее см.: Юсин М. Страна пяти баз // Коммерсант. 2017. 13 февраля (www.kommersant.ru/doc/3217935).

[15] См. статистические данные на сайте SIPRI: http://armstrade.sipri.org/armstrade/page/trade_register.php

[16] См.: Асатунцев А., Костина Е., Подобедова Л. В Судане свергли президента аль-Башира // РБК. 2019. 11 апреля (www.rbc.ru/politics/11/04/2019/5caf00219a7947c0b92dc7c4.

[17] См.: Никольский А. Россия подтвердила свое военное присутствие в Судане // Ведомости. 2019. 29 января (www.vedomosti.ru/politics/articles/2019/01/28/792630-rossiya-podtverdila-svoe-sudane.

[18] См.: Якорева А. «Повар Путина» отправился добывать золото в Африку // The Bell. 2018. 4 июня (https://thebell.io/povar-putina-otpravilsya-dobyvat-zoloto-v-afriku/.

[19] См.: Попков Р. «Публичные казни мародеров и другие зрелищные мероприятия»: советы людей Пригожина свергнутому диктатору // МБХ медиа. 2019. 25 апреля (https://mbk-news.appspot.com/rassled/soveti-ludej-prigozhina/).

[20] Крутов М., Добрынин С. От Банги до Бенгази // Радио Свобода. 2019. 31 января (www.svoboda.org/a/29744240.html).

[21] Pabandji P. Centrafrique: la Russie autorise´e par l’ONU a` vendre des armes aux FACA // Jeune Afrique. 2017. 15 December (www.jeuneafrique.com/502942/politique/centrafrique-la-russie-autorisee-par-lonu-a-vendredes-armes-a-a-larmee/.

[22] Левиев Р. Российское присутствие в Центральноафриканской Республике. Conflict Intelligence Team. 2018. 20 апреля (https://citeam.org/russian-mercenaries-in-africa/.

[23] См.: Коротков Д. Хроника хорошо подготовленной смерти // Новая газета. 2019. 10 января (https://novayagazeta.ru/articles/2019/01/10/79135-hronika-horosho-podgotovlennoy-smerti); Итоговый доклад Центра «Досье» об обстоятельствах убийства Орхана Джемаля, Александра Расторгуева и Кирилла Радченко в ЦАР. Центр «Досье». 2019. 25 октября (https://dossier.center/car/).

[24] См.: Wezeman P. et al. Trends in International Arms Transfers, 2018. SIPRI Fact Sheet. 2019 (www.sipri.org/sites/default/files/2019-03/fs_1903_at_2018.pdf).

[25] Ibid.

[26] См. данные за 2019 год: http://armstrade.sipri.org/armstrade/html/export_values.php.

[27] Мардасов А. Алжир пригласил Россию в Ливию? // News.Ru. 2018. 1 февраля (https://news.ru/world/alzhir-priglasil-rossiyu-v-liviyu/).

[28] В настоящее время, впрочем, указанное обстоятельство не мешает каирскому руководству диверсифицировать военно-политические связи и закупать такую военную технику, эксплуатация которой не будет приостанавливаться из-за проблем с правами человека.

[29] Сафронов И. Алжир купил российские истребители на сумму около $2 млрд // Ведомости. 2019. 9 сентября (www.vedomosti.ru/politics/articles/2019/09/09/810856-alzhir-kupil-istrebiteli.

[30] Wezeman P. et al. Op. cit.

[31] Ibid.

[32] Мардасов А. Т-90МС потеснят «Абрамсы» в Египте // News.Ru. 2018. 15 июня (https://news.ru/world/alzhir-priglasil-rossiyu-v-liviyu/).

[33] Он же. Каир сближается с Москвой танками // News.Ru. 2018. 3 апреля (https://news.ru/world/as-sisisblizhaetsya-s-moskvoj-tankami/.

[34] Он же. Российская авиация летит в Сиди-Баррани // News.Ru. 2018. 1 декабря (https://news.ru/world/rossijskaya-aviaciya-letit-v-sidi-barrani/.

[35] См.: Des Spetsnaz pour nettoyer le Sinaï? // Intelligence Online. 2016. October 12 (www.intelligenceonline.fr/renseignement-d-etat/2016/10/12/des-spetsnaz-pour-nettoyer-le-sinai,108184997-art); Демченко Н. Минобороны опровергло размещение российского спецназа в Египте // РБК. 2017. 14 марта (www.rbc.ru/politics/14/03/2017/58c7b7059a79477e32e7b55d).

[36] Mardasov А. Egypt, Russia Making Most of Collaboration Prospects // Al Monitor. 2018. April 26 (www.almonitor.com/pulse/originals/2018/04/egypt-russia-cooperation-prospects.html.

[37] Egypt: Background and U.S. Relations. Congressional Research Service. 2020. May 27 (https://fas.org/sgp/crs/mideast/RL33003.pdf).

[38] См.: Abdelatty A. Has Egypt Ditched Arab NATO? // Al Monitor. 2019. April 29 (www.al-monitor.com/pulse/originals/2019/04/egypt-nato-arab-us-trump-sisi-withdrawal-official-reuters.html).

[39] См.: Farooq U. Pompeo: Egypt Would Face Sanctions Over Russian Su-35s // Anadolu Agency. 2019. April 10 (https://bit.ly/34a1vnf.

[40] Мардасов А., Семенов К. Вернуться в Ливию с Хафтаром или без // Riddle. 2019. 20 декабря (https://bit.ly/2INtFgr).

[41] Архипов И. «Повар Путина» Пригожин участвовал во встрече Шойгу с ливийским маршалом, которого поддерживает РФ // The Insider. 2018. 9 ноября (https://bit.ly/3njRf39.

[42] Совместное заявление по итогам политических консультаций министров иностранных дел Российской Федерации и «тройки» Африканского союза – Южно-Африканской Республики, Арабской Республики Египет и Демократической Республики Конго (https://bit.ly/3niELch).

[43] Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел Российской Федерации С.В. Лаврова в ходе пресс-конференции по итогам политических консультаций министров иностранных дел Российской Федерации и «тройки» Африканского союза (ЮАР, АРЕ, ДРК) в формате видеоконференции, Москва, 8 июля 2020 года (https://bit.ly/2JVDQAa).

[44] См.: Issaev L., Shishkina A. Op. cit.

[45] Подробнее об «афразийской» зоне нестабильности см.: Коротаев А.В., Исаев Л.М., Руденко М.А. Формирование афразийской зоны нестабильности // Восток. Афро-Азиатские общества: история и современность. 2015. № 2. С. 88–99; Korotayev A., Issaev L., Shishkina A., Rudenko M., Ivanov E. Afrasian Instability Zone and Its Historical Background // Social Evolution & History. 2016. Vol. 15. № 2. P. 120–140.