купить

Феноменология нефти

[стр. 3—5 бумажной версии номера]

Подобная постановка вопроса может показаться даже не столько провокативной, сколько попросту претенциозной, опирающейся на уже сложившуюся конъюнктуру интеллектуального рынка, овладевшего искусством привлекать внимание за счет неожиданного столкновения метода и предмета. Однако воздействие, которое нефть – как ключевой для последнего столетия источник энергии и бесчисленного множества синтетических производств – накладывает на саму форму отношений между человеком и миром, делает необходимым очертить некий общий эпистемологический и даже экзистенциальный горизонт мышления о нефти, опыта взаимодействия с нефтью. Иными словами, поверх предметного обращения к нефти, которым занят все более расширяющийся круг конкретных дисциплин (монополию истории, экономики и политических наук на разработку нефтяных полей в последнее время все чаще нарушают социальная и культурная антропология, cultural studies, филология и даже арт-критика), может/должен быть выстроен подход, стремящийся увидеть целое там, где любая наука, по своему определению, видит лишь часть.

Гуссерлевский призыв «Назад, к самим вещам!» – равно как и поздний хайдеггеровский призыв вернуться к «сути техники» – может быть востребован тем типом поэтического воображения и философской рефлексии, который, обладая в широком смысле экологической чувствительностью, видит все более неотступно надвигающуюся опасность в превращении целого (природы вместе с человеком) в механическую совокупность частей (природу, эксплуатируемую человеком). И нефть в этом процессе фрагментации целого играет не последнюю роль. Любой природный ресурс есть не что иное, как ценная часть, выделяемая из неценного целого, то есть часть, обесценивающая целое (техногенные ландшафты, окружающие места добычи природных ресурсов, представляют собой визуальную объективацию этой мыслительной процедуры). Просто нефть последние сто лет выступает одновременно и как главный из добываемых ресурсов, и как символическая квинтэссенция самой идеи ресурса.

Феноменология нефти кажется способной вернуть рефлексии о нефти ту целостную первичность опыта, которая оказывается редуцирована предметной частичностью наук (что не означает, естественно, отмены различных дисциплинарных перспектив описания нефти, но дает им возможность учитывать остающееся по ту сторону их неизбежной и необходимой фрагментарности). Интуицию такого мышления о нефти можно найти в одной из записей Владимира Бибихина:

«Часть, до того как пришли ею распорядиться, прошла через травматический путь уродства целого. Нефть, добываемая в Тюмени, до того, как ее выкачали из земли и сделали производственным сырьем, была препарирована научным мировоззрением, которое овладело массами, пообещав им ее как дар природы. […] Нефть, как и многое другое, на протяжении тысячи веков составляла для человека цельное (здравое, спасенное, святое) целое природы в своей ненужности для хозяйства. С преодолением мировоззренческой неграмотности, с прочтением и истолкованием мира нефть, как и почти все прочее в мире, не могла не войти со временем в устраиваемое, проектируемое, планируемое целое экономики. [...] Нефть, как и многое, тем временем все в большей мере принадлежит целому, которое было и которого уже не стало. В невозвратимости целого природы мировоззрение не сомневается. В этой уверенности оно получает для себя обоснование безраздельного хозяйствования» [1].

Есть и еще один мотив, подталкивающий говорить о смысле нефти, и даже ее собственной интенциональности, именно в феноменологических терминах. Выкачанная из целого природы и ставшая частью, наделенной огромным значением для мировой экономики, геополитики, социальных отношений и политических институтов, нефть обретает свою автономную агентность (если не сказать «субъектность»). Превращаясь в фетишизированный объект человеческого желания, добываемый с помощью технологических операций, нефть оказывает встречное воздействие на человека. Казалось бы, являясь продуктом активного вторжения техники в пассивную материю природы, нефть способна перевернуть эти субъектно-объектные отношения, лишая человека критической рациональности и превращая его в заложника собственной страсти/желания. Понятие «ресурсного проклятия» вопреки, или скорее благодаря, своему метафоризму хорошо отражает бессознательную догадку об истинных отношениях между нефтью и человеком.

У польского журналиста и писателя Ришарда Капущинского, среди прочего часто бывавшего в Иране накануне Исламской революции, есть инвектива в адрес нефти, которая ярко демонстрирует это ощущение наличия активно действующей силы, заключенной в ней:

«Нефть пробуждает необычайные эмоции и страсти, так как нефть – это прежде всего колоссальное искушение. Это обещание легких и безумных денег, богатства и силы, счастья и могущества. Это грязная и зловонная жижа, которая резво фонтанирует вверх и опадает на землю в виде шелестящего денежного дождя… [Нашедший нефть] не только стал богачом, но у него появляется некая мистическая вера в то, что какая-то высшая сила, игнорируя других, именно на нем остановила свой благосклонный взгляд, избрав своим фаворитом. [...] Нефть – это сырье, которое отравляет сознание, вызывает помутнение в глазах, оказывает деморализующее воздействие» [2].

Все чаще раздающиеся прогнозы о том, что мы живем в эпоху «конца нефти» (что означает даже не то, что ее запасы близки к исчерпанию, а то, что ее значение как главного энергоресурса скоро начнет стремительно падать), не снимают актуальности феноменологического подхода к нефти (или к другим типам природных ресурсов, которые придут ей на смену). Более того, вряд ли ее «конец» будет мирным, и вряд ли она уйдет, не попрощавшись. Так что время приближающегося кризиса – не важно, будет ли он вызван избытком нефти, в которой перестанет нуждаться мировая экономика, или ее нехваткой – есть время для попытки обгоняющей его рефлексии. Тематический номер «НЗ» – скромный вклад в эту попытку.


[1] Бибихин В.В. Узнай себя. СПб.: Наука, 1998. С. 160–161.
[2] Капущинский Р. Шахиншах // Он же. Император. Шахиншах. М.: Европейские издания, 2007. С. 197–198.