В докладе будут представлены интегрированные результаты двух исследований «мест страха» в городе — у взрослых и детей. Первое исследование, посвященное страхам в городе, базировалось на фокусированных неструктурированных интервью (историях о страшных местах родного города) 68 горожан (от 16 до 55 лет, более половины — женщины). Второе исследование — на 85 интервью о страшных местах города у горожан от 7 до 11 лет (1–4 классы), а именно у 41 мальчика и 44 девочек, относящихся преимущественно к возрастной группе «младшие школьники». Собранные интервью были тематизированы и классифицированы. Первоначально при теоретизировании результатов использовалась теория социальных представлений С. Московичи, однако последующий анализ показал большую продуктивность теории фреймов И. Гофмана. В итоге и для взрослых, и для детей были определены наборы фреймов, которые размечают карту города на зоны страха и риска — для взрослых и детей.

Выяснилось, что все фреймы городских страхов делятся на «иррациональные страхи» (беспричинные) и «страхи-риски» (обоснованные, построенные на своем и чужом опыте). Кроме того, все фреймы (и страхов, и рисков) возможно визуально представить в системе координат, где одну ось задает дихотомия «город — НЕ-город», а вторую ось — дихотомия «Я — Другие» (Рис. 1, 2).

Страшными взрослым горожанам кажутся места, которые город олицетворяют, и те, которые символизируют разрушение города. Так, горожане иррационально опасаются тоннелей и вокзалов, а также считают зонами риска места «городского отдыха», проезжую часть и городской транспорт. С другой стороны, любое безлюдное место иррационально или сознательно оценивается горожанами как «страшное», а разрушенные или ветхие строения вызывают немотивированную тревогу. Горожане хотят сохранить природное в городском пространстве, однако многие «природные элементы» города (лесопарки, собаки и т. п.) оказываются в зоне пространства риска и «страшных мест».

Что касается другой дихотомии в системе координат «страшные места» города (задается конструктом «Я — Другие»), палитра Другого разнообразна: от Чужака (мигранта, иностранца) до опасного по какой-либо причине «своего Другого» (наркомана, «гопника», карманника и т. п.). Иррационально страшатся Чужаков, рационально — «своих Других». Эта дихотомия также интересна идеей границы между «Я — Другой»: в историях горожан отдельные территории города маркируются как территории Других (дешевые районы, места локального проживания мигрантов, рынки, «заречная часть города» и т. п.), где «хороший горожанин» предпочитает не оказываться. Однако Другие намеренно вторгаются на «территории» «хороших горожан» (родные дворы и подъезды и т. п.), заставляя своим присутствием переживать страх «приграничной территории», прежде чем горожанин оказывается в «безопасной» приватности своей квартиры.

Что касается младших школьников и младших подростков, в сравнении со взрослыми горожанами они обладают базовой (начальной) социальной компетентностью при идентификации опасных и страшных мест города (способны прочитать ключевые фреймы), однако их интерпретативная матрица для определения «страшных мест» пока настроена преимущественно на иррациональное прочтение. Фактически это означает, что у младших школьников только складывается первичное представление о городских сценах, на которых возможны сценарии «страшных событий», но ключевые характеристики данных «сцен» и ролевой репертуар для действий в «страшных ситуациях» пока не сформирован (Рис. 3).



Наиболее существенные отличия между взрослыми горожанами и детьми — в том, как определяется Другой, оценивающийся как опасный/страшный Другой. Для взрослых это «свои Другие» (де- виантные согорожане) и Чужаки (мигранты, приезжие), для детей «НЕ-люди» (животные и призраки) и «свои Другие», зачастую обладающие признаками нереальности («пьяницы», колдуны, клоуны, маньяки). Иррациональность восприятия и фантасмагоричность в понимании Другого принципиально отличает детский опыт от опыта взрослых горожан.

Взрослые в городе становятся для детей примерами для подражания. Со взрослыми не так страшно оказываться в этих особых ужасных местах, взрослые становятся образцами исполнения той или иной роли, соответствующей страшному месту, в том числе — как надо бояться (бежать или замереть, не двигаться).

Идентификация «опасного места» в городе, по Гофману, активизирует те сценарии и роли, которые закреплены за данной сценой. Таким образом, матрица страшных мест города, извлекаемая из индивидуального сознания в процессе интервью, является своего рода характеристикой социальной компетентности ее автора.