Трикстер занимает важное место среди тропов советской и постсоветской культуры.  С одной стороны, после книги Ш. Фитцпатрик «Сорвать маски» он воспринимается как одна из важных метафор советского субъекта[1]. С другой, именно различные вариации мотива трикстера – от Бени Крика до Остапа Бендера, от демонов Булгакова до Сандро из Чегема, от Венички, протагониста «Москвы-Петушков», до «Дмитрия Александровича Пригова», поведенческого и творческого имиджа его полного тезки, от бахтинских карнавальных шутов до Пушкина из «Прогулок с Пушкиным» Абрама Терца -- воплощают различные модели субверсивного сопротивления, популярные как в нонконформистской, так и в подцензурной культуре.[2] Для характеристики советских трикстеров Ш. Фицпатрик  весьма уместно процитировала М.Дуглас, писавшую о трикстерских проделках: “it is frivolous in that it produces no real alternative, only an exhilarating sense of freedom from form in general.”[3]

Существующие характеристики советских трикстеров (в том числе и мои собственные) основаны на молчаливом предположении о 1) противоположности трикстера власти и о 2) несовместимости трикстерства с насилием. С одной стороны, трикстер воплощает «силу бессильных», лишенных возможности добиться своих целей без жульничества и самозванства – а с другой, оперируют изнутри системы, не покушаясь на ее основы, но эксплуатируя ее противоречия.  С другой, трикстерство со времен фольклора выступает средством достижением целей без насилия внутри системы, позитивно оценивающей насилие.

Двойственную позицию советского трикстера хорошо описывает концепция модерного цинизма по П. Слотердайку («Критика цинического разума»). Советские трикстеры, с одной стороны, перформативно имитируют власть (политическую или символическую), используя ее дискурсивные орудия во вполне эгоистических целях,  а с другой, комедийно подрывают ее монополию на цинизм. И хотя соблазнительно увидеть в советском трикстере слотердайковского киника – бескорыстного и грубоватого последователя Диогена -- эта характеристика подходит, например, к Швейку Гашека и героям Юза Алешковского, но никак не к Хулио Хуренито, Остапу Бендеру или Мюнхгаузена из «Возвращения Мюнхгаузена» С. Кржижановского. Как и во многих других случаях, трикстер занимает промежуточную позицию между сторонами бинарной оппозиции (“between and betwixt”, по известной формуле В. Тернера): трикстера можно определить как играющего циника, где игровое, перформативное, а часто и комическое начало выходит за пределы прагматических интересов

Широко распространены характеристики современной российской политической системы как основанной на идеологии цинизма (Л.Гудков, И.Калинин, П.Померанцев),  а ее деятелей как профессиональных трикстеров (Г. Гусейнов). Вячеслав Морозов с соавторами пишет о том, как путинская Россия ведет себя, подобно трикстеру в отношениях с Западом: “The support that Moscow’s policies often enjoy among the populist forces, both on the left and on the right, is due in a large extent to the resonance between its trickster stance and the broader postcolonial agenda focused on real inequality and oppression.”[4] Эти аналогии и параллелизмы подталкивают к выводу, сформулированному Алексеем Левинсоном: “The widespread use of cynicism on the part of government institutions has allowed the Russian authorities to manage for a time without terror and violence manifested on a grand scale.”[5]

В своем докладе я постараюсь доказать, что отношения между трикстерством и насилием носят гораздо более сложный характер. Для этого  я рассмотрю несколько разнородных примеров, по-разному освещающих триаду «трикстер-власть-насилие»:

1. Беня Крик из «Одесских рассказов» Бабеля и Шариков из «Собачьего сердца» Булгакова репрезентируют трикстера как мессию эпохи революции. Мессианство трикстера может быть освещено позитивно, как в случае бабелевского героя, или негативно, как в случае героя Булгакова. Но оба случая показательны именно тем, что в них трикстер неизбежно прибегает к насилию как необходимому орудию власти. В этом важное отличие героев Бабеля и Булгакова от других трикстеров-мессий 1920-х годов: Хулио Хуренито И. Эренбурга, Ивана Бабичева Ю.Олеши, Остапа Бендера «Двенадцати стульев». Склонность Шарикова к насилию, выразившаяся в доносительстве, сопоставима с ролью доносов в истории реального трикстера – Владимира Громова, описанного в известной статье Г.Алексопулос[6]. Еще одна важная параллель в этом ряду –главный герой последнего романа В.Шарова «Царство Агамемнона» (2018), катакомбный священник Николай Жестовский, мостящий дорогу в царствие небесное доносами на невинных.

2. В качестве современной параллели к ранним советским трикстерам я рассмотрю два фильма 2019 года – «Паразитов» Бонг Джун-Хо и «Джокера» Тодда Филлипса. Оба фильма связывают тему трикстерства с классовым насилием,  а последний фильм даже возвращается к мотиву трикстера как  революционного мессии. В этих фильмах, как я постараюсь, показать насилие играет совершенно иную роль, чем в ранней советской культуре. Оно здесь свидетельствует о провале трикстерской стратегии «власти безвластных». В «Паразитах» трикстерская изощренность оказывается неспособной преодолеть классовую разницу. А в «Джокере» выясняется, что позиция трикстера давно апроприирована властью, а несчастному Артуру Флеку остается только невротически смеяться.

Эти примеры (наряду с некоторыми другими) свидетельствуют о том, что вопервых, трикстерство совместимо с властью,  а во-вторых, трикстерские стратегии, усвоенные властью, не являются антидотом насилия, но легитимируют специфические формы насилия, подчеркнуто нарушающие социальный контракт и имитирующие революцию и хаос.

---

[1] См.: Fitzpatrick Sheila. Tear off the Masks! Identity and Imposture in Twnetieth-Centry Russia.  Princeton and Oxford: Princeton UP, 2005. До Фитцпатрик А. Синявский называл Остапа Бендера идеальным советским героем. См.: Синявский А.Д. Основы советской цивилизации. М.: Аграф, 2002. С. 249-259.

[2] См. об этом мою книгу: Lipovetsky M. Charms of Cynical Reason: The Trickster Trope in Soviet and Post-Soviet Culture. Boston: Academic Studies Press, 2011.

[3] Douglas Mary. The Social Control of Cognition: Some Factors in Joke Perception// Man 3:3 (September 1968), p.365.

[4] Morozov Viatcheslav, Kurowska Xymena, Reshetnikov Anatoly.  Why Russia’s Strategic Deception Is Poluar// Pnars Eurasia Policy Memo No. 554, December 2018.

[5] Levinson Alexei. Cynicism as a ruling ideology // https://www.opendemocracy.net/en/odr/cynicism-as-ruling-ideology/

[6] Alexopoulos, Golfo. “Portrait of a Con Artist as a Soviet Man // Slavic Review, vol. 57, no. 4, 1998, pp. 774–790.