Военизированные организации Петроградской губернии (красногвардейские и партизанские отряды, крестьянские и рабочие батальоны) играли значительную роль в ключевые исторические моменты русской революции и Гражданской войны. Для осмысления феноменов военизированного насилия важно понимать, насколько добровольным было участие тех или иных лиц и групп населения в подразделениях, формируемых не на основе формальной, принудительной мобилизации.

В литературе существует и даже доминирует представление об участниках гражданских конфликтов этого периода как о мотивированных, дисциплинированных борцах за идею, будь то сторонники Советской власти или различные антисоветские повстанцы (например, т. н. ингерманландское движение). Внимательный анализ источников (делопроизводственного и мемуарного характера) показывает, что такие представления в значительной степени являлись созданным постфактум мифом. Добровольцы проявляли заметное нежелание участвовать в занятиях по боевой подготовке и воевать; стреляли в небо, друг в друга или в самих себя не реже, чем в противника; разбегались поодиночке и уходили с фронта целыми частями, — иными словами, не хотели соответствовать представлениям о предписываемом для бойцов поведении.

Описания этих действий, отличных от нормативных представлений, есть в источниках, которые таким образом «проговариваются». Эти тексты также содержат описания тех или иных чувств, однако, написанные часто много лет спустя после событий 1917–1919 гг., они не очень достоверны. Описания поведения могут быть более достоверными, кроме того, они позволяют взглянуть на то, что Ян Плампер («Эмоции в русской истории», 2010) характеризовал как «малодискурсивные, физические феномены».

Здесь кажется продуктивным использование метода микроанализа ситуаций насилия, разработанного Рэндаллом Коллинзом (“Violence: A Microsociological Theory”, 2008), дабы понять, что именно из отраженного в исторических источниках позволяет судить о намерениях и мотивациях членов военизированных организаций. Этот метод позволяет проанализировать поведение участников конфликтов.

С использованием данной теоретической рамки можно будет отфильтровать виды поведения, которые в источниках характеризовались как «трусость» или «шкурничество», и выделить практики, которые свидетельствуют о большей или меньшей степени желания и готовности рядовых бойцов участвовать в военизированном насилии. Некоторые действия являлись следствием эмоций («конфронтационное напряжение / страх» и вызванное этим «некомпетентное насилие», по терминологии Коллинза, в том числе паническое бегство или дезертирство), или результатом эмоционального порыва, например отклик на агитацию за вступление в отряд добровольцев. Некоторые, однако, вытекали из политической культуры эпохи войн и революций (например, митинги за отход в тыл) или являлись следствием рационального выбора (добровольчество, мотивируемое угрозой голода, или дезертирство как предпочтение менее опасного поведения).

Важным фактором, влиявшим на поведение участников военизированных организаций, был террор, пытки и другие практики запугивания противника. Как представляется, их применение вело не только к деморализации оппонента, но и к ужесточению конфронтации, а также выделению «агрессивной элиты», ставшей важным условием гражданского конфликта. В этом проявляется сложное сочетание объективно-социальных и субъективно-психологических факторов; намеренной, запланированной жестокости с ситуативной, вызванной страхом («упреждающая паника» в терминологии Коллинза).