Значительная часть советских массовых праздников и публичных акций, в том числе проводимых в постсталинский период, имела в своей режиссуре не только элементы, связанные с легитимизацией действующей власти и демонстрацией достижений «Страны Советов», но и явно выраженные аффекты устрашения, используемые для оказания максимального суггестивного воздействия на участников и зрителей. Теоретически это было обосновано тем, что «развитие сюжета в сценарии, … невозможно без точного определения конфликта и дальнейшей его разработки. Бесконфликтный сценарий не сможет ярко раскрыть идею…» (Конович 1990). Так, самым массовым мероприятием Всемирного фестиваля молодежи и студентов 1957 г. в Москве стала полумиллионная Манифестация за мир и дружбу на Манежной площади, в режиссуре которой традиционный сценарий массового политического митинга был дополнен театрализованной частью с участием симфонического оркестра, солистов-вокалистов и хоровых ансамблей, демонстрацией на гигантском экране заранее смонтированных кинокадров. Центральной темой этого действа, режиссером-постановщиком которого стал превратившийся впоследствии в классика данного жанра Иосиф Туманов (Туманишвили), являлась 12-я годовщина атомной бомбардировки Хиросимы. Вот как описывал происходящее на Манежной площади советский писатель Лев Кассиль: «Молодежь идет с факелами… На фасаде старого классического здания Манежа, обращенном к площади, расположены три больших панно. На одном из них… тень атомной бомбы, а во мраке этой страшной тени — развалины многоэтажного разбомбленного дома… “Нет!” — звучит над Манежной площадью, повторяемое на всех языках мира. “Нет!” — возникает начертанное на разных языках в светлом квадрате огромного киноэкрана…» (Кассиль 1957). По ходу манифестации на сцене появлялись группы инвалидов войны, сирот, матерей погибших жертв из разных стран, а кульминационной точкой стали объятия японской девушки Хисако Нагата из Хиросимы и Любови Космодемьянской — матери казненной советской подпольщицы периода Великой Отечественной войны. Известные нам источники свидетельствуют, что аналогичные публичные практики с элементами устрашения впоследствии широко воспроизводились на локальном уровне, а также «экспортировались» в страны социалистического лагеря. Практически каждому очевидцу позднесоветской эпохи приходилось быть участником или зрителем подобных акций, многие из которых были включены в мероприятия, связанные с борьбой за мир или посвященные памяти о событиях Великой Отечественной войны. Летом 1985 г., когда Москва принимала очередной Всемирный фестиваль молодежи, на стадионе «Динамо» состоялось масштабное театрализованное представление «Мир победит войну!». Согласно сценарию в гигантской чаше был зажжен «костер Возмездия», куда были брошены атрибуты и символы войны, угнетения и колониализма: бутафорская свастика, «Чучело войны» в виде скелета с атомной бомбой в руках, цепь с кандалами, балахон ку-клукс-клана (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 136. Д. 73. Л. 98). После окончания Фестиваля-85 режиссер-постановщик его культурной программы Анатолий Силин называл такие постановки «образно-сюжетными» и утверждал, что они имеют максимальное эмоциональное воздействие на аудиторию, являясь «одной из самых действенных форм агитации и пропаганды, политического, эстетического и этического воспитания масс, в первую очередь молодежи» (Силин 1985). Спустя два года, в разгар «перестройки» в центре Ялты состоялось шествие-митинг, во время которого участники Международного детского фольклорного фестиваля из разных стран под барабанную дробь и скандируя лозунги «Нет войне!», «Позор империализму!», «Смерть врагам человечества!» также осуществили сожжение практически идентичного набора бутафорских персонажей, вызывающих ужас и гнев: «Чучела войны», «Атомной

смерти», куклуксклановца (РГАЛИ. Ф. 3170. Оп. 4. Д. 112. Л. 38–42). При попытке концептуально осмыслить и интерпретировать эти яркие факты и цитаты становится очевидным, что многие аспекты праздничной культуры в позднем СССР еще недостаточно изучены исследователями. Монографии С. Малышевой «Советская праздничная культура в провинции» (2005) и М. Рольфа «Советские массовые праздники» (2009) хотя и дают важные методологические ориентиры для изучения данного вопроса, но в основном фокусируются на специфике довоенного периода, в то время как книга Г. Бордюгова

«Октябрь. Сталин. Победа. Культ юбилеев в пространстве памяти» (2010) ограничивает репертуар анализируемых мероприятий революционными и сталинскими юбилеями, а также юбилеями празднования Дня Победы. Восприятие основных советских праздников в их публичном и непубличном измерениях на основе эго-источников проанализировано в работах А. Байбурина, К. Келли, А. Пиир, С. Сиротининой. Относительно постсталинского периода определенную ценность имеют статьи по истории советских мегасобытий (E. Gilburd, P. Koivunen, Д. Зеверт, А. Попов). Особый эмоциональный фон массовых миротворческих акций позднесоветского периода можно реконструировать благодаря работам Г. Орловой и Т. Раевой. Интересные наблюдения и выводы по результатам анализа аффективного менеджмента массовых праздников (на примере Дня Победы), в основном относящихся уже к постсоветскому периоду, содержатся в работах А. Архиповой, М. Габовича, С. Ушакина и др.

В докладе на конференции будет сделана попытка ответить на следующие вопросы:

— Как формировался и чем был обусловлен круг символов публичного устрашения, использовавшихся во время массовых праздников и акций в постсталинский период?

— Каким образом эмоциональные коды страха, гнева и уничтожения были включены в режиссуру массовых мероприятий, формально направленных на пропаганду гуманистических идеалов (миролюбия, дружбы, взаимопомощи)? В чем проявлялись преемственность и новации советских режиссеров-постановщиков в контексте отечественной и мировой культуры массовых праздников?

— Кто именно был целевой аудиторией аффектов публичного устрашения во время советских массовых мероприятий? Какое влияние оказывала эволюция медийных каналов их отображения (в первую очередь развитие телевидения) на сценарные стратегии, творческие и технические приемы визуализации вызывающих страх объектов? Для рассмотрения поставленных вопросов использован широкий круг источников, включая неопубликованные сценарии из фондов РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства) и РГАСПИ (Российский государственный архив социально-политической истории); описания, фотографии и записи телевизионных трансляций массовых мероприятий в советских средствах массовой информации; методическая литература для режиссеров-постановщиков и опубликованные интервью с ними; мемуары и дневники. Представляется, что сделанные выводы и обобщения будут интересны не только в контексте изучения истории советского общества, но и в ракурсе социальной и визуальной антропологии, дискурсологии, memory studies.

Литература:

Кассиль Л. «Да» и «нет» // Литературная газета. 8 августа, 1957.

Конович А. А. Театрализованные праздники и обряды в СССР. М., 1990. С. 144.

Силин А. Площади — наши палитры // Советская культура, 22 августа, 1985.