Александра Архипова, Анна Кирзюк, Дарья Радченко (МВШСЭН, Москва). Как сделан страх: работают ли три теории моральной паники в России?
В конце 1970-х гг. практически одновременно (и независимо) среди фольклористов, антропологов и социологов возникает устойчивый интерес к изучению коллективных страхов и социальных причин их появления. В 1976-м социолог Стивен Коэн изучает страхи британского общества по поводу молодежных группировок “Mod” и “Rockers” (Cohen 1976). Образ врага, согласно его исследованию, создали СМИ: они рассказывали обывателям о том, как опасны молодежные субкультуры. Такую ситуацию Коэн назвал «моральной паникой»: общество не просто ощущает серьезную угрозу своему существованию, но вместо того, чтобы разбираться с реальными причинами, создает себе образ враждебной группы — реальной (евреи, хиппи) или вымышленной (ведьмы, «враги народа») и борется с нею. Коллективное ощущение угрозы приводит к переосмыслению морального договора и к тому, что меняется статус (в том числе и юридический) опасных явлений и групп.
После того как структура моральной паники в описании Коэна получила широкое распространение, вопрос о том, кто провоцирует моральную панику, стал очень важен. Для Коэна это только СМИ, но всегда ли это так? Эрик Гуд и Найман Бен-Йегуда построили типологию агентов, вызывающих моральную панику (Good, Ben-Yehuda 1994).
Первая, «низовая» модель (grass roots model, например (Fine 1992: 141–63)) предполагает, что моральная паника идет «снизу вверх» и возникает спонтанно как ответ на некоторый социальный стресс. Сначала страх перед реальной или воображаемой угрозой находит выражение в легендах и слухах, и только затем в дело вступают медиа, роль которых вторична: они только разжигают пламя, но не зажигают огонь.
Во второй, элитистской модели (the elite-engineered model), паника является результатом вполне сознательных действий политической элиты, которая нуждается в создании мнимой «угрозы», как правило — для отвлечения общества от реальных социальных проблем, решение которых может угрожать ее интересам. Успех паники обеспечивается тем, что элиты располагают мощными ресурсами в виде ведущих СМИ и государственных институтов. Самый известный анализ, проведенный в рамках элитистской модели, — это анализ паники по поводу уличного хулиганства в Англии, сделанный Стюартом Холлом и его коллегами (Hall et al. 1978). По их мнению, паника по поводу уличных нападений была инициирована элитой и служила для того, чтобы отвлечь внимание публики от экономической рецессии и общего кризиса британского капитализма.
В третьей модели (interest group model) паника исходит от «заинтересованных групп», в роли которых выступают различные профессиональные ассоциации, ангажированные журналисты, религиозные группы, общественные движения, образовательные институты. Распространяя пугающие истории о воображаемой угрозе, активисты заинтересованной группы пытаются привлечь внимание общества к проблеме, в реальность которой они искренне верят. При этом успешное продвижение моральной повестки автоматически влечет за собой повышение символического статуса и материального положения заинтересованной группы. Согласно расследованию (Victor 1998), так была создана паника по поводу сатанистов в США и Канаде.
А какие агенты вызывали моральную панику и распространение страхов в России за последние два века? Мы знаем об одной мощной панике, спровоцированной на уровне grassroots: во время эпидемии холеры 1930–1931 г. распространились слухи о том, что никакой болезни нет, а правительство (или евреи, или поляки) специально убивают людей. СМИ и правительство всячески сопротивлялись распространению таких слухов, но это не помогло, и они вызвали страшные холерные бунты. Анализ других трех российских моральных паник (1937, 1953 и 2016 г.), показывает, что они возникают только при участии нескольких агентов. Паника 1937 г. об опасных знаках, оставляемых скрытыми вредителями, была вызвана страхами со стороны политических элит, которые потом спустились на уровень grassroots, антисемитская моральная паника до и во время «дела врачей» была, наоборот, построена на слухах и городских легендах начала 50-х, которые были использованы элитой, а паника 2016 г. вокруг групп смерти и загадочных кураторов «из-за рубежа», которые убивают детей, была вообще полиагентна: ее инициировали СМИ, довольно быстро на уровне grassroots начали появляться свои страхи и городские легенды, потом ее подхватили элиты, а потом стали использовать различные «группы интересов».
Наши исследования показывают, что залог успешности моральной паники в России — это именно ее полиагентность. Вопрос о том, почему так происходит, и будет обсужден в докладе.