Фильмы ужасов пользовались популярностью у зрителей на протяжении всего времени существования жанра, с самого его возникновения. Но их серьезное (в том числе академическое) осмысление началось позже появления первой такой картины. Поначалу некоторые авторы таких исследований предполагали, что в ужасах как части массовой культуры отражается «идеология» позднего капитализма, суть которой сводилась к манипуляциям зрителями ради извлечения прибыли (Адорно, Хоркхаймер). Но с возникновением нового американского хоррора (Ромеро, Крейвен, Хупер, Карпентер, Кроненберг) в отношении к жанру наметился сдвиг. В конце 1970-х критик Робин Вуд высказал предположение, что различные монстры олицетворяют угрозы «нормальному», то есть в ужасах, с его точки зрения, отражались вытесненные страхи перед пролетариатом, детьми, женщинами, расовыми меньшинствами и т. д. Чуть позже Кэрол Кловер осуществила психоаналитический и гендерный анализ слэшеров. Пусть и ограниченная психоанализом, но это уже была настоящая «антропология страха», оказавшая серьезное влияние на дальнейшие исследования.

В 1980-е ученые стали выражать точку зрения, что массовая культура, хотя это всегда «культура капитализма» (Джеймс Коллинз), не монолитна и разные ее феномены и продукты репрезентируют разные идеологические послания, а аудитория — не «тупые массы», которые потребляют поставляемый им продукт, но умные потребители, использующие культуру в своих целях (Джон Фиск). Из этого следовало, что фильмы ужасов не отражают всю массовую культуру, но часто отражают те или иные — преимущественно социальные — страхи. Поэтому востребованность хоррора массовой аудиторией означает не только успех «позднего капитализма» или же актуальность страхов, имеющих психоаналитическую природу, но кое-что еще. Что именно? С одной стороны, «смирение» с «монстрами», встречающимися в повседневной жизни, с другой — активную работу по интерпретации с этими фильмами. Иными словами, психоаналитический подход Вуда должен быть дополнен подходом «активного зрителя», для которого фильмы ужасов — нечто большее, нежели желание острых ощущений без последствий.

Проблема, однако, заключалась в том, что для разных эпох были характерны свои жанры и свои монстры. Поэтому философ Ноэль Кэрролл отмечал, что при анализе хоррора всегда нужно понимать, кто именно смотрит ужасы, когда именно и какие именно. Вот почему подход Вуда/Кловер, с одной стороны, и Коллинза/Фиска и проч., с другой, должны быть дополнены контекстуальным подходом Кэролла. Поэтому сегодня мы можем рассуждать о контекстуальной антропологии страха фильмов ужасов. Например, в 1980-е хорроры отражали «панику вокруг тела» (Питер Найт). А сегодня популярность фильмов про дома с привидениями (франшиза «Астрал») отражает социально-экономические страхи среднего класса, в то время как кино, посвященное зомби-апокалипсису («Война миров Z»), свидетельствует не только о страхах вирусов, но также и о неуверенности молодого поколения перед будущим («студенты полностью готовы к нашествию зомби, но не имеют и малейшего понятия, чем заняться после выпуска»).

Наконец, нужно добавить, что в академических исследованиях хоррора в последние годы наметился «антиантропологический поворот». Так, философ Дилан Тригг развивает «нечеловеческую феноменологию», пытаясь на примерах фильмов ужасов помыслить об альтернативах человеческому существованию. И все же подход к хоррору как к отражению социальных страхов остается востребованным.