Советую купить. И поставить рядом с книжкой этого же автора (и О. А. Коростелева) 2000 года «Классик без ретуши». На ту же полку, где Собрание сочинений Набокова. И если придет охота или наступит надобность о нем подумать — у вас будет все, без чего не обойтись.

Кроме разве что свода (пока не существующего): «Н. в воспоминаниях современников». Но толку от них (от современников и воспоминаний) — чуть. Как персонаж Набоков непроницаем.

Кроме того, в мемуарах люди, как правило, включают задний ум.

А Николай Мельников собрал коллекцию, грубо говоря, первых реакций: как действовали тексты Набокова на тех, кто не знал или почти не знал, кто он такой. Говоря изящно (немножко слишком красиво), автор этой книги поставил перед собой задачу — «если получится, восстановить тот образ, который запечатлелся в сознании его <Набокова> первых читателей, еще не загипнотизированных звездным статусом монтрейского небожителя, еще не ослепленных той лучезарной легендой, которой он облек свое имя».

Положим, эти первые читатели — почти сплошь писатели.

Того же И. А. Бунина попробуй ослепи:

«Сирин все-таки нестерпим — лихач возле ночного кабака, хотя и замечательный...»

Невероятно огромный, невероятно кропотливый и вообще высококачественный труд. Сколько книг и журналов перелистать, семь архивохранилищ перерыть — чтобы выудить около полутысячи цитат — и в примечаниях каждую поставить в разъясняющий контекст.

Грустно, что эти пятьсот (или больше; или меньше) суждений так удивительно однообразны.

«Очень интересен, но бездушен».

«Очень талантлив, но чересчур много мелочей и кроме того есть кое-что неприятное».

«Фокусник он ужасный, но интересен, ничего не скажешь».

«Он, конечно, талантливый очень... но что дальше?»

«Роман этот <«Камера обскура»> исключительно талантлив — и именно поэтому он мне неприятен...»

«Умно, талантливо, высокохудожественно, но — безблагодатно и потому вряд ли не эфемерно».

«А Сирин все-таки замечательный писатель, хотя и автомат...»

Это из раздела «1930-е годы», почти подряд, я только отобрал фразы покороче. На 35-й странице надоело.

Впоследствии тональность, конечно, становится умеренней, вступают благодушные голоса иностранцев, и вообще — время идет. Однако идей не прибавляется. Основная формула (и по сей день, я думаю) — все та же: слог у Набокова превосходный, но.

Должно быть, это и есть его судьба. Должно быть, он сам виноват — не знаю только в чем.