В издательстве «Новое литературное обозрение» этим летом вышла книга писателя, поэта и переводчика Андрея Сергеева «Omnibus». Правильнее было бы сказать, что книга перевыпущена, потому что в 1997 году «НЛО» уже издавало «Omnibus» Сергеева.

Но в этот раз под одной обложкой можно найти не только отмеченный премией «Русский Букер» мемуарный роман «Альбом для марок», но и «Изгнание бесов», и портретные очерки, и стихи — словом, почти полное собрание сочинений Андрея Сергеева. О книге рассказал ее редактор, историк и эссеист Кирилл Кобрин:

«Книга Omnibus состоит из большого повествования «Альбом для марок» — это произведение мне представляется редким исключением в русской словесности ХХ века, особенно периода после Второй мировой войны.

Дело в том, что Сергеев нащупал удивительную смесь на пересечении двух жанров: fiction и non-fiction. Литература вымысла, беллетристика и литература без вранья, документальная, литература, основанная на фактах — non-fiction.

Его повествование, четко и недвусмысленно, основанно на фактах (он приводит массу всяких документов) — как искусство фотореализма, это настолько реальное изображение, что оно становится мистическим. Оно настолько точно, в деталях описывает все, о чем пишет Сергеев, что возникает ощущение, что мы присутствуем при каком-то вечном объекте искусства.

Если сменить регистр нашего разговора и сказать немножко попроще, это удивительная книга, прежде всего потому, что она написана довольно простым языком — Сергеев — враг всякой литературщины, отвратительного языка как в беллетристике, так и в русской публицистике — точный, четкий, экономный язык, как, впрочем, у многих выдающихся переводчиков, но при этом — глубоко художественное повествование.

Художественное не потому, что там действуют какие-то вымышленные люди, какой-нибудь вымышленный Иван Сергеевич, который чешет в затылке, подходит к окну, думает, а не хлопнуть ли рюмашку — нет, там все правда. Но эта правда иная. Это не только фактологическая правда, это большая художественная правда».

У Андрея Сергеева есть цикл так называемых «Рассказиков», на обложке которых он написал о себе так: «После школы — два года неволи на режиссерском факультете ВГИКа. Потом — пять лет раздолья на переводческом факультете ИнЯза. В ин-язовские годы входил в «Группу Черткова», первый поэтический андеграунд послесталинской Москвы. Тогда же начал писать всерьез. До опубликования своих стихов и прозы не мечтал дожить».

Как прозаик Сергеев стал печататься только в 1993 году — в 60 лет дебютировал в легендарном рижском журнале «Родник» с романом «Альбом для марок», мозаичной автобиографией, которая оказалась очень точным портретом 1930-1950-х годов. Так что для литературы российской Андрей Сергеев — поэт и прозаик, а для советской литературы он был только переводчиком.

Но переводчиком выдающимся, одним из лучших мастеров стихотворного перевода, ведущим специалистом по англоязычной поэзии XX века. Именно благодаря ему на русском языке зазвучали Роберт Фрост, Томас Элиот, Райнер Мария Рильке и многие другие. Он переводил пьесы Брехта, прозу Джойса — словом, подлинную литературу. Рассказывает Кирилл Кобрин:

«Андрей Яковлевич Сергеев — выдающийся переводчик на русский язык. Он перевел огромное количество классики, прежде всего с английского языка. Он входит в ряд первых 5-7 послевоенных переводчиков. Уже это, учитывая важнейшую роль, которую играли переводчики западной литературы на русский язык в Советском Союзе, делает его фигурой выдающейся.

Я напомню, переводчик в советское время — фигура, как сейчас бы сказали, культовая. Прежде всего потому, что он — знаток автора, которого он переводит, он должен изучить его досконально. Это эпоха до Интернета, это эпоха, когда существовал «железный занавес», и узнать что-то хотя бы о той жизни, которая описана в переводимых книгах, было довольно сложно.

Если бы Сергеев был только переводчиком, таким, каким он был, уже можно было бы сказать, что это одна из важнейших фигур послевоенной русской литературы, но переводческая деятельность — это только часть того, что можно сказать о Сергееве-писателе».

Андрея Сергеева отличала эрудиция, острота и точность взгляда и мастерское владение выразительными возможностями родного языка. Неудивительно, что у него много зарисовок, очерков и, как он сам говорил, «рассказиков» о современниках, о тех, кто его окружал.

Под обложкой Omnibus'а — целая галерея реальных и полуреальных персонажей, альбом литературных портретов второй половины ХХ века. Поясняет Кирилл Кобрин:

«Читатель, который захочет узнать, о ком там идет речь из реальных персонажей, всегда сможет это сделать. Важно подчеркнуть, что Андрей Сергеев был одной из важнейших фигур неофициальной или полуофициальной московской литературной жизни 1960-1970-х годов, и не только литературной.

После «Альбома для марок» есть определенное число прозаических текстов, в частности о друзьях Сергеева. А молодым другом Сергеева был Иосиф Бродский (об этом написан очерк). Сергеев был знаком, и близко знаком, с моим старшим наставником, знаменитым философом Александром Моисеевичем Пятигорским. И в этом очерке упоминается Пятигорский.

Бродский говорит: «Ну, как поживает ваш сосед-будильник?» — они действительно были соседями по лестничной клетке, Сергеев и Пятигорский, а Пятигорский был востоковедом, буддологом, поэтому Броский его так иронично называл «будильником».

Иными словами, Андрей Яковлевич Сергеев действительно существовал в не очень большом, но очень плотном круге замечательных гуманитарных деятелей, писателей, и он их прекрасно понимал, не идеализировал, но в то же время, со свойственной ему трезвостью, четкостью он их описывает и в «Альбоме для марок», и в очерках».

Проза Андрея Сергеева рассчитана на читателя знающего и думающего. Андрей Сергеев, по свидетельству современников, был блестящим собеседником и страстным коллекционером — монет, книг, московских улиц и домов, людей, жизненных ситуаций... Он и жанр собственной прозы обозначил как «Коллекция людей, вещей, слов и отношений». А хорошая коллекция, как и хорошая литература, со временем приобретает все большую ценность.