Противоречивое десятилетие 80-х привнесло в мир умирающего социализма по-настоящему новый творческий дух. Возможности, достижения, проблемы и неожиданные картины ушедшей эпохи — об этом T&P рассказал московский художник Георгий Кизевальтер, чья новая книга «Переломные восьмидесятые в неофициальном искусстве СССР» вышла в издательстве «Новое литературное обозрение».

 

 

Георгий Кизевальтер

московский художник, фотограф, эссеист, переводчик, член группы «Коллективные действия» (1976–1989)

К сегодняшнему дню мне удалось реализовать большую часть своего проекта, посвященного посильному воссозданию атмосферы и анализу жизни неофициальных художников эпохи «развитого социализма». Я пока что не похоронил идею описать еще и шестидесятые годы, но в процессе работы над книгами о 1970-х и 80-х я понял, что живых «свидетелей процесса» осталось очень мало, и все они повторяют лишь то, что уже сказали много раз в других случаях. Что до сущности «Переломных восьмидесятых в неофициальном искусстве СССР», то это, разумеется, логический сиквел к сборнику «Эти странные семидесятые»; это такой же сборник интервью и воспоминаний представителей интеллектуальной и художественной среды Москвы, известных художников и музыкантов, писателей и поэтов, фотографов и искусствоведов, где в контексте общих событий этого десятилетия прослеживаются их творческие пути, точки соприкосновения и точки расхождения. Структурно обе книги идентичны, а в аспекте содержания «Восьмидесятые» отличаются от первой книги лишь тем, что я сохранил интервью в первозданном виде, а в «Семидесятых» я стремился переделывать их в монологи, иногда основательно перерабатывая стиль оригинальных ответов.

Конечно, «странные» семидесятые были также и переломными, хоть и не до такой степени, как восьмидесятые. А странные они (на мой взгляд) потому, что некоторые события или процессы в стане нонконформистов начала и середины 70-х не имели явного логического обоснования, не носили закономерного характера, однако все же произошли вследствие иных малозаметных политических и экономических процессов, подспудно шедших в то время в СССР. Так, все большее проникновение в страну западного искусства, западной философии, музыки и литературы через дыры в «железном занавесе» медленно, но упорно разрушало идеологическую монополию ЦК КПСС. И способствовали этому наиболее продвинутые в интеллектуальном отношении круги обеих столиц, где Москва, конечно, лидировала. В первой половине 1970-х годов прозападная ориентация этих креативных кругов привела к расхождению с первой когортой нонконформистов, к отказу от установок на авангард и борьбу с властями, к мучительному и противоречивому поиску собственного языка, адаптированного к актуальному западному арт-рынку. Вот почему первая книга имела подзаголовок «потеря невинности»: многие художники тогда осознали, что за долгий период отсутствия художественной жизни они сильно отстали от западных коллег, и резко поменяли стилистику своего творчества.

Что касается «переломности» 80-х, то основывается она на констатации простого факта: влияние революционных, кардинальных событий первых лет перестройки, приведших к распаду СССР и другим последствиям новейшего периода, на историю искусства России невозможно отрицать. На рубеже 1986-87 гг. неофициальное искусство СССР наконец-то почило в бозе, когда после многих лет хулы и проклятий из Кремля оно вдруг было поднято на щит партийными коммерческими структурами и за период до конца 80-х успешно превратилось в «новое официальное». Трансформация отношений неофициальных художников с властью имела огромное значение для всех последующих событий. Неслучайно американский коллекционер Нортон Додж чуть позже декларировал, что он собирает произведения [неофициального] искусства СССР только до 1986 года. Впрочем, как и положено американским политикам, он этот принцип впоследствии часто нарушал.

Не могу сказать, что в процессе работы над второй книгой я узнал так уж много нового, однако какие-то события получили любопытные уточнения и выстроились в некую логическую цепочку. В одних случаях этому способствовали забавные детали в рассказах авторов, в других — подробности, почерпнутые в западной прессе, которую мне пришлось основательно перелопатить в ходе работы над сборником. Должен признаться, что возврат к советской периодике 80-х, к уже забытому всеми чудовищному языку передовиц тех лет, вызвал у меня лишь одну мысль: какое счастье, что это время осталось в прошлом столетии; как хорошо, что мы больше не можем в него вернуться.

В сущности, «Переломные восьмидесятые» ­– это сборник документальных материалов о том, как шла эволюция искусства в те годы, что этому способствовало и что мешало, и размышления о том, откуда что взялось, и почему пошло так, а не иначе. Наверное, сборник ориентирован на профессионалов и любителей современного искусства, потому что в нем скрыт прообраз будущего системного анализа механизмов функционирования художественного сообщества. Нужно признать, что мы нуждаемся в углубленных, серьезных исследованиях современного искусства на материале как российском, так и западном. Важнейшим критерием формирования суждений по-прежнему остается метод сравнительного и контекстного анализа, а в России исследований подобного рода, к сожалению, практически не проводится.

С другой стороны, этот сборник ориентирован и на широкую публику, потому что содержит рассказы музыкантов, писателей и других авторов просто об этом десятилетии, о том, как развивался, к примеру, российский рок, или что тогда происходило в поэзии. Я уверен, что каждый сможет найти для себя в этой книге материалы по душе.