Импресарио в ресторане. Андрей Мирошкин («Московская правда»)

Импресарио в ресторане. Андрей Мирошкин («Московская правда»)Писатель и ученый из Санкт-Петербурга Александр Ласкин по образованию театровед (писал когда-то диплом о чеховских спектаклях Художественного театра); служил завлитом в театрах города на Неве, затем ушел в литературу. Среди его персонажей - Осип Мандельштам, Анатолий Мариенгоф, Всеволод Мейерхольд. Главный же герой Ласкина - великий русский импресарио Сергей Дягилев. О нем ученый за 20 лет написал несколько книг, сделав в архивах немало серьезных находок. В новую книгу «Дягилев и...» (издательство «Новое литературное обозрение») вошли две повести об организаторе «Русских сезонов» в Париже, а также небольшое мемуарное сочинение.


Ласкин при подготовке книг тщательно работает в архивах и библиотеках, но пишет затем в свободной, едва ли не художественной манере. Это документальная проза в лучшем смысле слова, наполненная ароматом эпохи. Он тонко чувствует своих героев и может передавать их речь, движения, поступки, даже мысли. Строгие биографы, может быть, и упрекнут кое-где Ласкина за «домыслы» и «беллетризацию истории», но коллеги-ученые, да и многие книголюбы, высоко ценят его произведения. Их интересно читать в отличие от некоторых биографических исследований, чрезмерно засушенных и лишенных человеческих свойств. 

Первая повесть сборника - «Высокий и Толстой» - о молодости Дягилева. Студентом-юристом Петербургского университета  (и начинающим «организатором») он нанес визит Льву Толстому и многое вынес из той продолжительной беседы. Попутно автор рассказывает о родителях Сергея Павловича, добрых, но непрактичных хозяевах имения под Пермью, проданного в конце концов за долги местному коммерсанту-миллионщику.  

Повесть «В следующем году в Париже» переносит читателя в конец 1920-х годов. Дягилев уже европейская знаменитость. В его спектаклях работают лучшие режиссеры, артисты, композиторы, сценографы. Ему нужно только самое актуальное, только то, что соответствует духу времени: если, к примеру, Пикассо хоть отчасти начинает повторяться, то он уже Дягилева не устраивает. Вот начало повести: «Странный тип этот Дягилев. Порой валяется целыми днями. Лежит и размышляет. Примеривает разные варианты. Идею выйти на улицу оставляет на самый крайний случай. Все главное в жизни уже случилось. Трудно вообразить, что он сможет сделать что-то более важное, чем «Петрушка» или «Шахерезада». Так мучается король небольшой страны...» Находясь на вершине славы, великий импресарио мечтает создать совместный проект с Мейерхольдом. Как раз в 1928 году режиссер приезжает из Москвы в Париж, и два театральных «короля» обедают в ресторане, пытаясь нащупать общие темы, мотивы для творчества, заодно узнавая что-то о собеседнике. Этот обед превращается в театральную сцену, которая могла бы украсить какой-нибудь будущий спектакль. Но за диалогом советского режиссера и импресарио-эмигранта зорко следит агент ОГПУ, переодетый официантом. После его доклада не только совместный проект с Дягилевым, но и само пребывание Мейерхольда на свободе окажется под вопросом...

Завершает книгу повесть-воспоминание «Параллельное кино», в которой автор рассказывает о «славном племени образцовых питерских стариков» и деятелях культуры более молодого поколения. Здесь и Юрий Слонимский - основатель советского балетоведения, в начале 20-х работавший... следователем в петроградском угрозыске. И крупнейший историк Эрмитажа Сергей Варшавский, ребенком видевший в Вене похороны убитого эрцгерцога Франца Фердинанда. И поэт Виктор Кривулин - сам по себе «достопримечательность» северной столицы, автор предисловия к первой из дягилеведческих книг Ласкина. Названием своим повесть обязана, во-первых, стихо­творению Юрия Левитанского, а во-вторых, работе Ласкина в кинодокументалистике. По его сценарию фильм о Дягилеве ставил петербургский режиссер Владислав Виноградов. Вот как автор характеризует его творческий метод: «Кому-то требуются павильоны и много техники, а ему почти ничего. Ушедшее время - вот оно, рядом. Деталей - сколько угодно. Если правильно соединить одно и другое, то это и будет фильм. Еще он любит называть свой труд рукоделием. Склеиваешь кадры - и лента вытягивается в длинную нить. Все получается настолько слаженно, что позавидует хорошая вязальщица. Вот в чем секрет режиссера...»

Работы Александра Ласкина тоже в своем роде «рукоделие». Насыщая личным и эмоциональным строго историческую фактуру, он добивается необыкновенного эффекта. Его нешумная, интеллигентная проза имеет своего читателя.