В СССР, как известно, отсутствовал жанр литературы и кинематографа ужасов — если под жанром понимать не единичные произведения, а, выражаясь метафорически, полноценную эстетическую «фабрику». Публичные порицания «эстетики хоррора» не означали, что советские писатели вообще не интересовались тем, чтобы каким-либо образом попробовать себя в роли «инженеров страха». Но продвинуть на рынок советского искусства нечто, напоминающее нарративы Г. Лавкрафта, С. Кинга или Р. А. Блоха, в СССР им было бы чрезвычайно сложно. В более или менее откровенной форме страх, насилие и жестокость, если и получали право на присутствие в советском искусстве, то преимущественно в нарративах о войне — Гражданской или Великой Отечественной. Соответствующая «образность» в более или менее развернутом виде временами пробивалась и в других жанрах. Статус «анклава», допускающего лимитированные обращения хоррору, сохранял, например, исторический жанр («Петр Первый» А. Н. Толстого, «Иван Грозный» В. И. Костылева и др.).

Однако количественно — по именованиям и тиражам — с военными нарративами другие жанры в этом отношении состязаться не могли. Но даже в случае с военными нарративами в разное время с различной степенью настойчивости и прямолинейности советская критика упорно поправляла тех, кто превышал формально никак и никем не устанавливаемые лимиты «ужасного». На этом фоне нельзя не выделить тот ни с чем на сравнимый по масштабу всплеск интереса к топике «террора» и «хоррора», который пришелся на 1941–1945 гг. Чрезвычайные условия, с одной стороны, позволили, с другой — заставили литераторов обращаться к ней постоянно.

В то же время апелляции к «хоррору» не оставались для советских писателей самоцелью: верная своим принципам, советская литература продолжала служить определенной идеологической программе. В предлагаемом докладе будут рассматриваться как сама поэтика «ужасного», представленная в советских военных нарративах начала 1940-х годов, так и вопрос о том, зачем и почему советские писатели к ней обращались. Речь, в частности, пойдет о практически не изученных этических стратегиях и соответствующих им системах ценностей (понятых в терминах антропологии морали), которые либо открыто пропагандировались с помощью «хоррора», либо имплицитно им выражались. Среди писателей, чьи произведения окажутся в центре внимания: П. А. Павленко, В. Л. Василевская, М. А. Шолохов, В. С. Гроссман и другие менее известные авторы.