Прасковья Тарновская и русские источники книги Чезаре Ломброзо «Женщина-преступница и проститутка» (авториз. пер. с англ. А.C. Волгиной)

Frederick H. White. Pauline Tarnowsky and the Russian Influence on Cesare Lombroso’s Criminal Woman

В конце XIX века на фоне кризиса национального самосознания и обострения социальных противоречий в российских интеллектуальных кругах возник интерес к применению новых методов криминальной антропологии с целью задействовать науку в судебной практике. Одной из популярных теорий был подход итальянского психиатра Чезаре Ломброзо (1835—1909), который, сочетая эволюционную теорию Чарльза Дарвина со статистической наукой, предлагал изучать не преступление, а преступников. Его эпохальный труд «Преступный человек» («L‘uomo delinquente», 1876; второе издание 1878; французское издание 1887; немецкое издание 1889; пятое и последнее издание 1896—1897) пользовался значительным влиянием. Изначально книга состояла из одного тома в 225 страниц, но к последнему изданию она включала четыре тома и насчитывала более 2000 страниц.

Ломброзо высказал утверждение, что мужчин-преступников от законопослушных мужчин отличают физические аномалии атавистического происхождения. По его мнению, преступник был подвидом мужчины с определенными физическими и ментальными характеристиками. Физические признаки атавизма были обнаружены в мозгу, в черепе и других отделах скелета, в мышцах и внутренностях. Эти анатомические особенности свидетельствовали о том, что индивид был «отброшен» на более раннюю стадию эволюции — на уровень приматов — и представляет собой «дикаря», склонного к насилию. Выделение преступных подвидов, предрасположенных к жестокости, аморальности и анархии, казалось, отрицает возможность социального омоложения.

Теории атавизма, разработанной Ломброзо, противостояла концепция вырождения. Бенедикт О. Морель (1809—1873) исходил из положения, что наследственные черты и факторы окружающей среды влияют на биологический материал в семье. Неполноценная нервная система переходит из поколения в поколение, так что происходит накопление моральных, ментальных и физических расстройств, что приводит к быстрой дегенерации всего рода. Вместо выделения человеческого подвида прирожденных преступников теория вырождения предлагает устойчивые критерии, позволяющие предвидеть наследственную предрасположенность к преступлениям, заболеваниям и душевным расстройствам, передающуюся от поколения к поколению.

По свидетельству Д. Бира, изначально многие российские криминологи и психиатры разделяли убежденность Ломброзо в существовании прирожденных преступников, хотя и не соглашались с его идеей, что преступные наклонности не зависят от социальных факторов. Утверждение, что преступники находятся за пределами общественного воздействия, противоречило многолетней уверенности российской интеллигенции в том, что образование и улучшение материального положения могут привести к исправлению членов общества. Поэтому ко времени выхода в свет книги Ч. Ломброзо и Г. Ферреро (1871—1942) «Женщина-преступница и проститутка» («La donna delinquente, la prostituta e la donna normale», 1893), в которой была сделана попытка классификации женских преступных типов на основе все тех же врожденных физических симптомов «примитивности», многие русские ученые уже предпочли теорию вырождения ломброзовской идее атавизма, поскольку верили, что черты, приобретенные человеком за время его жизни под влиянием факторов окружающей среды, могли передаваться из поколения в поколение [Beer 2007: 30—31].

Как ни парадоксально, работа Ломброзо и Ферреро о женских криминальных типах, которая в России была воспринята как беспрецедентная, в сущности, была возвращением к отечественному читателю исследований русского врачаневропатолога Прасковьи Николаевны Тарновской (1848—1910). Я хочу показать, что влияние этой исследовательницы (известной за пределами России как Pauline Tarnowsky) на созданную Ломброзо концепцию женской преступности было гораздо более значительным, чем признавалось до сих пор [1]. Ее разработки не только снабдили итальянского корифея науки фактическим материалом и статистическими расчетами, но во многом предвосхитили необходимый компромисс между лидирующими подходами в современной ей антропологической науке, в результате чего Тарновская была признана на Западе одним из ведущих криминальных антропологов и заслужила уважение как ученый.

Прасковья Тарновская была дочерью бывшего начальника Императорской медико-хирургической академии Н.И. Козлова (1814—1889) и женой венеролога В.М. Тарновского (1837—1906). Тарновская и ее муж регулярно посещали Международный конгресс по криминальной антропологии и оба получили международное признание как ученые, специализирующиеся на проблемах проституции и сексуальных извращений. Тем не менее их позиции по изучаемому вопросу не совпадали. Если Вениамин Михайлович ратовал за административные меры регулирования проституции, то Прасковья Николаевна верила в социальную реформу — при том, что оба они были сторонниками ломброзовской теории о прирожденных преступниках [Engelstein 1992: 133—154; Rafter 2009: 178—181]. Когда речь заходила о теории атавизма, Тарновская несколько отступала от детерминистической позиции Ломброзо. Она была убеждена, что социальные вопросы играют важную роль в формировании преступного поведения, и считала, что социальное омоложение эффективнее судебного преследования. Как показывает Ковальский, исследование Тарновской было в русле «движения за социальную гигиену и социальное обеспечение». Она полагала, что «криминальная антропология выявит причины преступности и поможет разработать меры по ее предупреждению — в частности, путем выявления лиц, по природе своей предрасположенных к криминальной деятельности, то есть прирожденных преступников» [Kowalsky 2009: 28] [2]. Среди русских ученых бытовало представление о том, что преступность корнями уходит в общественные процессы, но не было единого мнения о том, как правительство или общество должны участвовать в решении социальных проблем, обостренных быстрой индустриализацией [Beer 2007: 33].

На Втором международном конгрессе по криминальной антропологии (1889), прошедшем в Париже, французские криминологи выступили против ломброзовской теории прирожденного преступника. Александр Лассань (1843— 1924) и Леонс Мануврие (1850—1927) считали, что криминальное поведение, в первую очередь, обусловливали социальные проблемы, а не биологические факторы. Лассань полагал, что итальянская школа преувеличивала значение атавизма, не уделяя должного внимания социальной среде. Мануврие утверждал, что между порядочными людьми и преступниками вообще нет физических различий [Lombroso, Ferrero 2004: 23; см. также: Wolfgang 1961: 381; Lindsey 1910: 578—579]. Российские делегаты внимательно следили за этими дебатами, и большинство из них присоединились к французским оппонентам ломброзовской теории атавизма [Sirotkina 2002: 23—25]. З.Р. Бялковский полагает, что русские ученые-медики «хотели использовать авторитетную внешнюю атрибутику теории Ломброзо, не неся ответственности за его методологию» [Bialkowski 2007: 86].

В ответ на эти нападки Ломброзо начал новую работу, посвященную женщинам-преступницам. Он был отлично знаком со статьями Тарновской и опирался в своем труде на «Étude anthropométrique sur les prostituées et les voleuses» (1889) (французский перевод ее доклада «Антропометрические исследования проституток, воровок и здоровых крестьянок—полевых работниц» от 21 ноября 1887 года)[Тарновская 1888; Tarnowsky 1889]. В сущности, итальянский ученый использовал сходные методы и пришел к тем же выводам, что и российская исследовательница, а в отдельных случаях, как показывает С. Гилман, «слово в слово повторил» ее рассуждения: «Ломброзо полностью принимает взгляды Тарновской на проституток» и дополнительно вводит лишь подтексты, связанные с готтентотками [Gilman 1985: 98, 94—101]. Что не менее важно, Ломброзо, возможно, испытал влияние Тарновской и в принципах использования контрольной группы, и в рассмотрении социальных факторов: оба эти момента впервые появляются у него именно в работах о криминальных типах женщин.

Ил. 1. Фотография Тарновской с дарственной надписью жене Ломброзо, ноябрь 1891. Публикуется с разрешения Музея криминальной антропологии им. Ч. Ломброзо при Туринском университете.

Логично предположить, что общий для этих двух ученых интеллектуальный дискурс помог им обоим усовершенствовать свои исследовательские методы — особенно после столь негативного отклика со стороны французской школы.

В своем «Étude anthropométrique...» Тарновская представила физиогномические портреты ста пятидесяти петербургских проституток и ста преступницрецидивисток в сопоставлении с портретами аналогичного числа порядочных женщин того же возраста, расы и географического происхождения [3]. Интересно, что в качестве контрольной группы нормальных женщин она отобрала 100 неграмотных полевых работниц и 50 образованных дам из Петербурга. Тарновская установила треугольное соотношение между понятиями «проститутка», «преступница» и «нормальная женщина», чтобы создать критерий определения криминального типа. Сама Тарновская признавала, что начальный импульс ее исследованию, сосредоточенному на наследовании дегенеративных черт, дала книга Мореля «Об образовании типа в выродившихся разновидностях» («De la formation du type dans les variétés dégénérées», 1865). И здесь ее работа расходится с учением Ломброзо об атавизме. Что особенно важно, Ломброзо и сам, похоже, постепенно двигался в том же научном направлениии [4].

При исследовании проституток интерес для Тарновской представляли по большей части те женщины, которые добровольно выбрали для себя такое занятие, а не те, которых подтолкнули на эту стезю обстоятельства. Поэтому все ее информантки имели официальный «желтый билет» и прожили в домах терпимости не менее трех лет. Исследовательница полагала, что здоровая женщина в здравом рассудке не стала бы проституткой по доброй воле, а потому многочисленность тех, кто сознательно сделал такой выбор, особенно впечатляет — и опровергает аргументы благотворительных организаций. Тарновская стремилась исследовать «нравственный уровень данного класса женщин, чтобы выяснить, не сочеталось ли их психическое состояние с некими физическими отклонениями и не претворялось ли в признаки вырождения» [Tarnowsky 1889: 9].

Исследовательница разделяла популярное среди ее коллег мнение, что типология преступников могла быть создана путем проведения научных измерений, которые зафиксировали бы особенности анатомии антисоциальных индивидов: она была убеждена в существовании анатомических различий между проститутками и нормальными женщинами [Ibid.: 23]. Тарновская описала вес, цвет волос и глаз своих информанток, уделяя особое внимание аномалиям черт лица, — а также антропометрические параметры различных частей их тел. Эту информацию она сопровождала справками о социальном происхождении, а иногда и фотографиями этих женщин. Эта работа делает очевидным доминирующее значение статистики в научном дискурсе того времени.

Собрав антропометрические данные, Тарновская стремилась определить «наследственное влияние, которому подвержены проститутки, а также признаки вырождения» [Ibid.: 26]. Печать вырождения проявлялась преимущественно в чертах лица и специфике зубов, а также в видимых аномалиях черепа и ушей, более часто встречающихся у проституток, нежели у контрольной группы нормальных женщин. Делая обзор работ Мореля, Маньяна и многих других, Тарновская отмечает также множество наследственных расстройств, свидетельствовавших о вырождении, — таких как эпилепсия, психоз, идиотия и т.д. Тем не менее из 150 проституток, опрошенных в ходе исследования, у 124 были родители-алкоголики, что делало этот наследственный фактор определяющим [Ibid.: 49].

В своей работе Тарновская также изучила характер ста из ста пятидесяти информанток-проституток. В результате она выяснила, что большинство этих женщин имели ослабленные умственные способности и заметные психические расстройства. С позиций сегодняшнего дня мы можем прочитать истории частных жизней, включенные в данное исследование как часть мастер-нарратива о вырождении, который владел умами в Европе и России в эпоху fin de siècle. По свидетельству Р. Николози, «кумулятивное исследование частных случаев стало неотъемлемым элементом объяснения теории, поскольку они вновь и вновь пересказывают мастер-нарратив [вырождения] и тем самым “подтверждают” его». Эксперт-медик (в данном случае Тарновская) представляет избранный нарратив, освещающий определенные события и патологические условия в жизни информантки, который прямо подтверждает научную теорию (в данном случае — о преступных наклонностях). Следовательно, эти нарративы не только повествуют о частных жизнях этих пациентов (отдельных женщин), но и показывают, каким образом преступные наклонности отдельных индивидов рассматривались экспертами-медиками как проявление вырождения [Nicolosi 2017: 92].

Материалом для второй части исследования Тарновской послужили женщины заключенные Литовского замка — тюрьмы на окраине Петербурга. Как и в случае с проститутками, Тарновская настаивала на проведении различий между преступницами, ссылаясь на работы Ломброзо, Оршанского и др., где убийцы и жулики рассматривались как разные типы. В данном случае она сосредоточила внимание на воровках-рецидивистках. Тарновская была убеждена: склонность к рецидиву еще раз подтверждала, что кража в жизни этих женщин — не случайный эпизод и не результат стечения неблагоприятных обстоятельств. Что еще важнее, она считала, что воровки и проститутки обладают удивительно сходными анатомическими особенностями.

И вновь Тарновская расходится с ломброзовской теорией возвращения к атавизму, предпочитая ей теорию Мореля, согласно которой вырождение — это патологическое явление, вызванное взаимодействием факторов наследственности и окружающей среды, которые проявляются в физических и умственных отклонениях. По мнению Мореля, в семье могут быть случаи сперва неврастении или нервной истерии, затем алкоголизма и употребления опиатов, что и приводит к проституции или совершению преступлений, а в конечном итоге — к помешательству. Этот подход был ближе Тарновской, чем ломброзовская идея остановки в развитии, поскольку она стремилась показать истинные отклонения от нормы. В частности, Морель предположил, что наследственные дефекты могут до некоторой степени нейтрализовать индивидуальные обстоятельства, национальные особенности, социальное положение и т.д. Тарновская, с ее особым интересом к наследственности, утверждает: «...по большей части [информантки] принадлежат к огромному психически неполноценному семейству, которое разделяется на четыре патологические группы. Нервно- и душевнобольные. Проститутки. Преступницы. Пьяницы». Все эти четыре группы женщин объединяет указанная «психическая неполноценность», которая всегда сопровождается «физическими и нравственными отклонениями», отличающими их от нормальных женщин, не носящих на себе наследственную печать вырождения [Tarnowsky 1889: 107—108]. Как и в случае с проститутками, мастер-нарратив вырождения обогащается историями частной жизни воровок.

В заключение Тарновская указала на факторы окружающей среды, подчеркнув их прямую связь с половой распущенностью, порочностью и заболеваниями родителей, а также с малограмотностью детей. Следуя за Морелем, она утверждала, что наследственность является принципиально важным компонентом: наличие жестоких родителей-пьяниц почти наверняка указывает на нравственные отклонения у детей, особенно если алкоголичкой была мать. Недостаточно наказать преступника: необходимо решать проблемы окружающей среды. Детей необходимо изолировать от пагубного влияния жестоких родителей, и благотворительным организациям необходимо сосредоточиться на том, чтобы спасти поколение с наследственными патологиями от полного нравственного и умственного вырождения [Ibid.: 195, 197, 204]. Интересно, что Тарновская ратовала за социальное омоложение — и в то же время основывала свои выводы на объективных антропологических методах. Тем самым она призывала Ломброзо по-новому взглянуть на социальные и биологические факторы.

От Ломброзо Тарновская восприняла учение о прирожденном преступнике. От Мореля — рассмотрение наследственных факторов, связанных с вырождением. Однако идея сосредоточиться на женщинах с преступными наклонностями принадлежала лично ей, а ее призыв к социальной реформе, которая решала бы проблемы здравоохранения, был передовым для того времени. В целом Тарновская стала важным голосом в российском научном дискурсе, утверждающим, что преступность можно искоренить как побочный продукт нездоровой социальной среды. Особо отметим, что, по наблюдению Николози, российские криминальные антропологи были склонны совмещать теорию атавизма и теорию вырождения как взаимодополняющие и позволяющие создавать более совершенные нарративы о преступности в их тематических исследованиях [Nicolosi 2017: 93]. Как столь же справедливо показывает Бир, идеи социальных преобразований и перевоспитания членов общества занимали настолько значимое место в русской прогрессивной мысли того времени, что «приговорить целый класс россиян к нравственному и социальному забвению означало бы признать, хотя бы частично, ограниченность эффективности социальной реформы» [Beer 2007: 34]. Именно такие взгляды отражены и в опубликованных исследованиях Тарновской, и, предположительно, в ее диалогах с Ломброзо.

Вскоре после публикации «Étude anthropométrique...» работа Тарновской получила положительные отзывы в профессиональных журналах по всему научному миру — и, в частности, в 1891 она была отрецензирована в «Британском журнале психиатрии» (Journal of Mental Science [N/A 1891]). В том же году Тарновская опубликовала свою книгу «Воровки (антропологическое исследование)» [Тарновская 1891], а в следующем году — «Новые работы по криминальной антропологии» [Тарновская 1892]. Вряд ли ее американские и европейские коллеги читали эти русскоязычные работы. Тем не менее ее исследования, где сочетались понятия атавизма и вырождения, нашли отражение в трудах французских оппонентов Ломброзо, которые начали проводить подобные параллели между проститутками и преступницами и доказывать, что биологическая предрасположенность к преступлению действительно существует, но реализуется на практике она под влиянием факторов окружающей среды [Corbin 1990: 304—308]. Тарновская же в более поздней работе «Женщины-убийцы» еще прямо сформулирует утверждение, что атавизм — это скорее предрасположенность к преступной деятельности, нежели биологический fait accompli.

В ноябре 1891 года Тарновская в письме Ломброзо, отправленном из Петербурга, упоминает, что у нее есть фотографии и антропометрические данные преступниц, необходимые для статьи, которая должна была появиться в его журнале «Архив психиатрии, криминальной антропологии и уголовного права» («Archivio di psichiatria, scienze penali ed antropologia criminale»). Она выразила благодарность за возможность в рамках этого проекта сотрудничать с другими криминальными антропологами [Tarnowsky 1891] [5]. Действительно, Ломброзо и С. Оттоленги (1861—1934) планировали вскоре опубликовать статью «Женщина-преступница и проститутка» [Lombroso, Ottolenghi 1892], данные для которой (физические параметры и аномалии преступниц) были получены от Тарновской. В течение последующих двух лет эти трое ученых опубликовали в «Архиве психиатрии» (порознь и в соавторстве) несколько работ о криминальных типах женщин.

В процессе работы над «Женщиной-преступницей» Ломброзо в письме Тарновской выразил ей благодарность за предоставленные данные. Он утверждал, что не смог бы написать эту книгу без ее помощи. Также он написал, что не собирается на третий Международный конгресс по криминальной антропологии в Брюсселе (1892). А еще он сделал ей двусмысленный комплимент, назвав ее одним из редких исключений, опровергающих превосходство мужчин над женщинами. На самом деле, Ломброзо, судя по всему, признавал «гений» исследования Тарновской и даже заявлял, что доктора (преимущественно мужчины), приезжающие на брюссельскую конференцию, не обладали и половиной знаний Тарновской о преступности [Lombroso 1892].

Атака французской делегации на Втором конгрессе привела к отсутствию итальянских ученых на Третьем, где в ряде докладов высказывалась критика ломброзовской теории прирожденного преступника и указывалось, что разделение индивидов на преступников и непреступников было необоснованным. Хотя некоторые преступники действительно обладали патологическими или дегенеративными чертами, они не составляли отдельную категорию вырожденцев. Следовательно, Ломброзо был бы вынужден защищать как свою теорию прирожденного преступника, так и классификацию преступных типов [Lindsey 1910: 579—580].

Хотя Ломброзо и отказался от посещения Международного конгресса по криминальной антропологии, Тарновская выступила там с докладом «Sur les organes des sens chez les femmes criminelles» (в русской версии — «Об органах чувств у преступниц и проституток»). Она изучила зрение, вкус, обоняние, слух, осязание и ощущение боли у своих информанток. Ее выводы не были однозначными и не убедили большинство присутствовавших на конференции в том, что в работе органов чувств у преступниц и нормальных женщин существует заметная разница. Тем не менее Тарновская получила поздравления от коллег за то, что ее попытки измерения чувствительности открывали новые перспективы для будущих научных исследований. Ее доклад и последовавшая за ним дискуссия были опубликованы в материалах конгресса [Tarnowsky 1893а: 233—235].

После конгресса, 23 ноября 1892 года Тарновская отправила Ломброзо экземпляр своего доклада для публикации в «Архиве психиатрии», но статья эта так и не вышла — возможно, ввиду отсутствия решительных выводов. В письме из Петербурга Тарновская также спросила, дошли ли посланные ею фотографии [Tarnowsky 1892]. В 1893 году «Fisionomie di prostitute russe» («Физиогномика русской проститутки») Тарновской [Tarnowsky 1893b] и написанная ею в соавторстве с Ломброзо статья «Fotografie di criminali russe» («Фотографии русских преступников») [Lombroso, Tarnowsky 1893] были опубликованы на итальянском в «Архиве психиатрии». Обе эти статьи имели прямое отношение к книге Ломброзо и Ферреро о преступницах.

В 1893 году «Женщина-преступница» вышла в итальянском оригинале, а два года спустя — в русском переводе [Ломброзо, Ферреро 1897]. В этой авторитетной работе авторы сделали попытку определить женские криминальные типы. По результатам исследования, лишь 18 процентов преступниц носят на себе печать вырождения (то есть являются прирожденными преступницами), но в сумме с проститутками процент вырожденок повышается до 37. Ломброзо и Ферреро считают женщин-преступниц более дикими, нежели мужчины— прирожденные преступники, и называют их мстительными и жестокими. Как отмечает Д. Хорн, Ломброзо утверждал, что может идентифицировать социально опасных женщин путем научного сравнения их с мужчинами-преступниками, детьми, «дикарями» и человекообразными приматами. И все же Ломброзо и Ферреро показали не столько очевидную патологию женщины-преступницы, сколько «трудноуловимую потенциальную опасность нормальной женщины» [Horn 2007: 109].

Что особенно значимо для нашей статьи, Ломброзо был многим обязан более ранним исследованиям и разработкам «Полины Тарновски», что отчетливо видно на всем протяжении его работы. Возможно, наиболее важная деталь — это фотографии проституток, предоставленные Тарновской, поскольку в Италии было запрещено проводить измерения, фотографировать или изучать преступников, как только им был вынесен приговор [Horn 2003: 80— 81]. Используя эти фотографии, Ломброзо и Ферреро пришли к выводу, что русские проститутки красивее, чем преступницы. Редкость женщин криминального типа среди проституток итальянские исследователи связывали с тем фактом, что проститутки должны были выглядеть привлекательными для клиентов. К тому же проститутки умели использовать косметику и собственную молодость, чтобы свести к минимуму дегенеративные черты. Тем не менее авторы книги предупреждали: «…когда юность поблекнет, эти челюсти, эти скулы и острые углы, скрытые жировой тканью, выступят, и лицо станет мужеподобным, более уродливым, чем мужское. Затем морщины углубятся, уподобляясь шрамам, и в некогда приятном личике полностью проявятся черты дегенеративного типа, к которому оно и принадлежит с самого рождения» [Lombroso, Ferrero 2004: 143] [6].

Не менее важны были и антропометрические измерения, которые, как считалось, выдают преступный потенциал. В главе 14, «Антропометрия преступниц», и главе 15, «Аномалии лица и черепа у преступниц и проституток», Ломброзо и Ферреро прямо указывают на работу Тарновской, опубликованную в 1889 году, как на основу собственных изысканий. Они также признают совместную работу с Тарновской над проектом, в рамках которого были собраны данные 69 преступниц и 100 московских проституток, использованные в статье Ломброзо и Оттоленги «Женщина-преступница и проститутка» [Lombroso, Ferrero 2004: 121—122]. Согласно главе 14 книги Ломброзо и Ферреро, исследование Тарновской «подтверждает, что большинство проституток имеет малый объем черепной коробки», и делают отсылки к ее измерениям воровок, проституток, неграмотных полевых работниц и пятидесяти образованных порядочных женщин. Также исследование Тарновской показало, что среди проституток больше блондинок, чем среди воровок, поскольку светловолосые проститутки пользуются большим спросом [Lombroso, Ferrero 2004: 123].

В главе 16, «Другие аномалии», авторы делают отсылку к работе Тарновской, где она называет расщепленное нёбо важной характеристикой вырождения. Сходным образом исследовательница отметила асимметричные брови у 44% проституток, 40% самоубийц, 20% воровок и 4% нормальных женщин [Lombroso, Ferrero 2004: 131—132]. В главе 18, «Преступные типы женщин и их атавистические основания», Ломброзо и Ферреро вновь обращаются к материалам русской коллеги, ссылаясь на ее антропометрчиеские измерения 150 петербургских проституток и 100 московских проституток — и сочетая их с результатами других антропологов, чтобы сделать выводы о частотности выявленных атавистических маркеров. Как было отмечено выше, благодаря включению данных по проституткам в их таксономию статистика по признакам вырождения поднялась до 37 процентов от общего числа информанток. Хорн полагает, что проститутки были включены в книгу Ломброзо и Ферреро в качестве подлинного представления о женском вырождении, чтобы устранить два очевидных противоречия: в пропорциональном отношении число женщин-преступниц было слишком мало, к тому же они редко обладали анатомическими признаками антисоциального типа [Horn 2007: 117—118].

Вероятнее всего, итальянские антропологи повторяли дифференциальные принципы, предложенные Тарновской, которая вместе с мужем специализировалась на исследовании проституции в России. Не следует забывать, что ее с самого начала интересовали официально зарегистрированные проститутки, добровольно выбравшие это занятие, даже имея возможность переменить образ жизни (прирожденные проститутки). Ее исходной задачей было выявить умственные или физические изъяны путем проведения антропометрических измерений и установления наследственных факторов. В 1898 году Тарновская пишет: «Упорствуя в приверженности своему ремеслу, закоренелые проститутки, которых нельзя считать здоровыми, нормальными или порядочными, заполняют огромную лакуну, которую криминальная статистика оставила в пользу женщин. Мы полагаем, что закоренелые проститутки уравновешивают чашу криминальных весов, так что уровень преступности распределяется в более равных и справедливых долях между двумя полами» [Tarnowsky 1889: 97]. Откровенно говоря, именно Тарновская и другие европейские криминологи ввели проституток в научный дискурс о криминальных элементах еще до публикации «Женщин-преступниц» — и не только ради того, чтобы Ломброзо и Ферреро могли дополнить данными по проституткам неубедительную статистику по преступницам [7].

В главе 20 Ломброзо и Ферреро отдали честь собранным Тарновской данным по менструации (поскольку она была женщиной и собирала материал сама), которые подтверждали, что «у проституток менструация начинается в слишком раннем возрасте». Двое ученых-мужчин были уверены, что «менструация существенно влияет на некоторые преступления» [Lombroso, Ferrero 2004: 160]. Также материалы Тарновской были использованы в параграфах о болевой чувствительности, слухе, нарядах, случайных преступлениях, нравственном помешательстве [8] и истерии у проституток [Lombroso, Ferrero 2004: 166, 168, 188, 198, 213, 240].

Весьма вероятно, что Ломброзо охотно принял исследования Тарновской, которые наряду с французской критикой убедили его изменить некоторые из его исходных научных представлений об атавизме. Можно с уверенностью заявить, что под влиянием «Антропометрических исследований проституток, воровок и здоровых крестьянок-полевых работниц» Тарновской он не только решил применить свою теорию о прирожденном преступнике к женщинам, но и включил в свою книгу фотографии, иллюстрирующие физические аномалии, использовал контрольную группу нормальных женщин — и в результате пришел практически к тем же выводам, что и его русская коллега.

На Международном конгрессе по криминальной антропологии 1896 года в Женеве Тарновская представила доклад о женской преступности, который привлек к дискуссии ведущих экспертов в данной области, включая самого Ломброзо. Судя по опубликованной версии доклада, на сей раз она не использовала данные по проституткам. Вместо этого она сосредоточила внимание на женщинах-убийцах, предвосхищая появление своей книги «Женщины-убийцы: Антропологическое исследование» несколькими годами позже. Даже на этой стадии нового исследования Тарновская понимала, что социальные условия и малодоступность женского образования являются важными факторами для любых рассуждений о женской преступности. Например, она отметила, что мужеубийство весьма нередко случалось в сельской местности, поскольку крестьянских девушек родители насильно выдавали замуж в очень юном возрасте. Она также указала, что с точки зрения закона убийство супруга или супруги каралось одинаково. Тем не менее муж занимал главенствующее положение в доме (что не регламентировалось законом), и, поскольку разводы сельскому населению не позволялись, случаи мужеубийства были более частотными, нежели случаи женоубийства.

В заключительной части своего доклада Тарновская выступила в защиту криминальной антропологии от критиков, которые, по ее мнению, требовали слишком многого от молодой науки. Криминальной антропологии нужно дать возможность эволюционировать и развиваться, как это произошло с другими науками. По окончании доклада Ломброзо задал Тарновской несколько вопросов о преступности среди мужчин и женщин. Она заявила, что в отношении бытовых и мелких преступлений статистика для мужчин и женщин была примерно одинакова. Мужчины чаще совершали «случайные» правонарушения из-за своей физической силы и нередко под влиянием алкоголя, тогда как женщины были более склонны совершать предумышленные преступления, что, в первую очередь, вызвано их более низким социальным статусом [Tarnowsky 1897: 231—237].

Ил. 2. Русские преступницы, описанные в книге: Тарновская П. Женщины-убийцы: Антропологическое исследование. СПб.: Т-во художественной печати, 1902. С. 105

На следующий год Ломброзо приехал в Москву на Международный съезд врачей и провел там несколько дней. Весьма вероятно, что и Тарновская приехала из Петербурга — чтобы принять участие в конференции или, как минимум, встретиться с главой итальянской школы. К сорока восьми годам она стала известным и уважаемым врачом и ученым, много сделавшим для популяризации ломброзовских теорий в России и Европе.

В 1902 году Тарновская опубликовала свою работу «Женщины-убийцы» на русском языке: в ней она высказала мнение, что предсказание преступлений — многофакторный процесс. Тем самым она отвергла изначальный тезис Ломброзо о врожденных преступных наклонностях как отдельном определяющем факторе. Она признала, что и социальные факторы (малообразованность и неблагоприятные условия жизни), и анатомические данные, и нравственные отклонения, и наследственность, и многое другое могли спровоцировать преступное поведение. В то же время она предположила, что криминальная антропология играла роль в распознании предрасположенности индивида к совершению правонарушения. И если перестроить дискуссию в подобном формате, найдется место и для ломброзовской типологии преступников [Тарновская 1902: III].

Как и в ранних работах, Тарновская стремилась подчеркнуть различие между преступной деятельностью, вызванной обстоятельствами, и рецидивизмом закоренелого преступника. Тем не менее она признавала, что как наука криминальная антропология еще пребывала в младенчестве и нуждалась в дальнейших исследованиях, чтобы научиться правильно воспринимать индивидов, предрасположенных к преступлению. Одним из факторов, вмешивающихся в этот процесс, была потребность юридической системы получить определенные ответы, не дожидаясь, пока научное сообщество придет к согласию. Тарновская понимала, что ее исследования, как и работы других ученых, были лишь этапом развития науки — «материалами», которые они предоставляли «будущим зодчим для дальнейшей кладки здания криминальной антропологии, еще ожидающей своего обобщителя» [Там же: VII].

Далее на страницах книги Тарновская изложила достижения ломброзовской школы в подобных же выражениях. Ломброзо удалось свести отдельные труды и данные из разных областей науки в единую систему и, что, возможно, еще важнее, изложить ее языком, понятным и медицинскому, и юридическому сообществу. В особенности Тарновская подчеркнула, что «с Ломброзо можно соглашаться или спорить, но игнорировать выясненные им факты невозможно». Это весьма важное утверждение, учитывая, что ее собственные труды были, возможно, более новаторскими, а методы — более скрупулезными, однако ей, в отличие от итальянского мэтра, не удалось «приковать внимание врачей и юристов к вопросу психической неуравновешенности преступников» [Там же: 73]. Очевидно, Тарновская видела в Ломброзо того самого «зодчего», который использовал материал, предоставленный ею и другими, чтобы заложить фундамент новой науки.

Даже будучи «в высшей степени талантливым новатором», Ломброзо имеет противников, готовых критиковать его, но также он «имеет трудолюбивых учеников и сторонников, разрабатывающих созданную им новую отрасль» [Там же: 73—74]. Далее Тарновская делает обзор важнейших вех на пути развития криминальной антропологии, упоминая конгрессы в Париже, Брюсселе, Риме и Женеве, где оппоненты Ломброзо выступили с критикой тех или иных аспектов его научной теории. Она отвечает его основным критикам (в основном представителям французской школы) поименно, защищая итальянского коллегу и показывая, как его теории эволюционировали со временем. Что не менее важно, она разворачивает убедительную аргументацию своих взглядов на то, как криминальная антропология изменит принципы квалификации преступлений в судебной практике и определения меры пресечения правонарушителям.

Французский перевод книги Тарновской был опубликован в 1908 году [Tarnowsky 1908], что сделало ее более доступной для американских и европейских ученых. Выводы в ней основывались на исследовании 160 женщин, совершивших убийства, включая их антропометрические параметры, анализ работы их органов чувств (зрения, слуха, обоняния, вкуса, общей и болевой чувствительности, ориентации в пространстве, рефлексов и мышечной силы) и историй их жизни. Также приводились данные по контрольной группе крестьянок из центральных регионов России. Также Тарновская отмечала признаки вырождения — как физические, так и моральные маркеры, изначально предложенные Морелем. Она в основном сосредоточилась на женщинах, совершивших мужеубийство (зачастую спровоцированное проблемами в сексуальной или репродуктивной сфере), или детоубийство. Она пришла к выводу, что у большинства женщин-убийц была «неблагоприятная наследственность» или врожденная тяга к преступлению (проявлявшаяся в различных формах психической неуравновешенности).

В своем исследовании Тарновская разделила женщин-убийц на четыре основные категории: 1) «убийцы по страсти» с семью дальнейшими подкатегориями (убийцы «из корысти», «на почве материнской любви», «на почве половой любви», «из ревности», «из мести», «вследствие накопления обид» и «по ненависти и жестокости»); 2) «убийцы с подавленным восприятием» с двумя подкатегориями («убийцы с притуплением нравственного чувства» и детоубийцы); 3) «случайные убийцы»; 4) «убийцы нервно- и душевнобольные». И вновь эти категории проиллюстрированы историями частных жизней, представляющими собой примечательные мецицинские нарративы о женщинах начала XX века.

Ил. 3. Тарновская П. Женщиныубийцы: Антропологическое исследование. СПб.: Т-во художественной печати, 1902. С. 135

В Заключении книги «Женщиныубийцы» Тарновская вновь обращается к критикам криминальной антропологии и признает некоторые ошибки, сделанные в предыдущих исследованиях. Например, она признает, что в таких исследованиях необходимо сравнение с контрольной группой. Она продолжает настаивать, что наследственные факторы и психическая неуравновешенность с очевидностью проявлялись практически у всех информанток, но в то же время отмечает, что значительное влияние на них оказали и социологические факторы — такие, как насильственное замужество молодых девушек, сексуальное насилие со стороны свекра в крестьянских общинах, избиение молодых девушек свекром или свекровью. Эти и прочие подобные унижения бывали столь жестоки, что длительное тюремное заключение могло показаться некоторым женщинам менее невыносимым. Тарновская полагала, что со временем, по мере развития методологии, криминальная антропология может быть использована в здравоохранении, судопроизводстве и при назначении наказаний. Появление более точных научных методов позволит легко идентифицировать преступников и вырожденцев и классифицировать их группы в более широком масштабе.

Вскоре после публикации французского перевода книги работа Тарновской о женщинах-убийцах получила положительные отзывы американских и европейских коллег. Адольф Майер (1866—1950), который был в то время директором Патологического института больницы штата Нью-Йорк, высказался так: «...с методологической точки зрения и благодаря обширной фактической базе, книга существенно поможет сориентироваться в данной области» [Meyer 1908: 556—557]. Несколько лет спустя, в 1910-м, Майер возглавит кафедру психиатрии Университета Джонса Хопкинса. Криминолог Чарльз Горинг (1870—1919) высказал одобрение Тарновской за ее «добросовестный труд, обеспечивающий надежность... в сочетании с прекрасной организацией и четким изложением фактического материала». Отметив проведенную Тарновской значительную подготовительную работу, Горинг, однако, осудил ее книгу за «дух партийной верности старой школе криминологов» — то есть Ломброзо и его последователям [Goring 1909: 231—233]. Через несколько лет Горинг опубликует работу «Английский заключенный: статистическое исследование» («The English Convict: A Statistical Study»)[Goring 1913], в которой доказывается несостоятельность теорий Ломброзо и опровергается существование антропологического преступного типа. А. Макдональд (1856—1936), верный последователь Ломброзо, сделал краткий обзор исследования Тарновской и назвал ее «единственной женщиной-антропологом в мире» [MacDonald 1910: 666—668]. Макдональд написал «Криминологию» («Criminology», 1892) — первую американскую книгу, где рассматривалась причинная обусловленность преступности [MacDonald 1893].

Итак, научные работы Тарновской были прочитаны и отрецензированы крупнейшими учеными того времени. Она была признана одним из ведущих экспертов в своей области, и даже если некоторые коллеги, подобно Горингу, не поддерживали теорию прирожденного преступника, никто не подвергал критике собранную русской исследовательницей базу данных, на которые опирались ее суждения. В том же году, когда вышла рецензия Макдональда, Тарновская скончалась в Петербурге. В некрологе, опубликованном в «Журнале Американского института уголовного права и криминологии» («Journal of the American Institute of Criminal Law and Criminology»), ее назвали «ведущей женщиной-криминологом Европы». Также было отмечено, что она являлась влиятельной участницей международных конгрессов и регулярно сотрудничала с Ломброзо, Э. Ферри (1856—1929) и другими итальянскими криминологами [J.W.G. 1911]. Труды Тарновской оказали значительное влияние на Ломброзо и его исследования, посвященные преступницам. Хотя Тарновская и видела «зодчего», которому удалось привлечь внимание как медиков, так и юристов, в главе итальянской криминологической школы, сама она, с ее скрупулезной подготовительной работой и готовностью отвечать на научную критику ради развития методов и теорий избранной ею науки, в большей степени определила характер рассмотрения женщин — проституток, убийц и воровок в широких научных кругах. В связи с этим Тарновская была признана на Западе одним из ведущих криминальных антропологов, чью работу ценили даже те, кто скептически относился к ломброзовской теории атавизма. Наконец, работы Тарновской представляют интерес по сей день, если сосредоточиться на личных историях сотен русских женщин, которых исследовательница измерила, сфотографировала и расспросила. В этих нарративах, как и в собственных рассуждениях Тарновской, мы видим пагубное воздействие алкоголизма и примитивной врачебной помощи, отсутствие образовательных возможностей для бедных — в особенности, для бедных женщин. Они помогают нам осознать, что проституция, воровство и даже убийство могли быть единственным выбором, который женщинам оставило общество, не предложив им практически никаких путей к успешной и счастливой жизни. Мы также можем прочитать истории этих женщин как часть того, что Николози назвал мастер-нарративом о вырождении [9]. В конечном итоге, нам следует по достоинству оценить значительный вклад Тарновской в науку и, в частности, в изучение природы женщин, а также признать важную роль, которую она сыграла в эволюции взглядов Ломброзо на сущность преступности.

Авториз. пер. с английского А.C. Волгиной

Библиография / References

[Ломброзо, Ферреро 1897] — Ломброзо С., Ферреро Г. Женщина-преступница и проститутка. Харьков; Киев: Ф.А. Иогансон, 1897.

(Lombroso C., Ferrero G. La donna delinquente; la prostituta e la donna normale. Kharkov; Kiev, 1897. — In Russ.)

[Тарновская 1888] — Тарновская П.Н. Антропометрические исследования проституток, воровок и здоровых крестьянок— полевых работниц (заседание 21 ноября 1887 г.) // Протокол заседания психиатров в С. Петербурге за 1887 год. СПб.: б/и, 1888.

(Tarnovskaya P.N. Antropometricheskie issledovaniya prostitutok, vorovok i zdorovykh krest’yanok— polevykh rabotnits (zasedanie 21 noyabrya 1887 g.) // Protokol zasedaniya psikhyatrov v S. Peterburge za 1887 god. Saint Petersburg, 1888.)

[Тарновская 1891] — Тарновская П.Н. Воровки (Антропологическое исследование). СПб.: Типография дома призрения малолетных бедных, 1891.

(Tarnovskaya P.N. Vorovki (Antropologicheskoe issledovanie). Saint Petersburg, 1891.)

[Тарновская 1892] — Тарновская П.Н. Новые работы по криминальной антропологии. Доклад I секции Русского Общества охранения народного здравия, 27 декабря. СПб.: Типография дома призрения малолетных бедных, 1892.

(Tarnovskaya P.N. Novye raboty po kriminal’noy antropologii. Doklad I sektsii Russkogo Obshchestva okhraneniya narodnogo zdraviya, 27 dekabrya. Saint Petersburg, 1892.)

[Тарновская 1902] — Тарновская П.Н. Женщины-убийцы; Антропологическое исследование с 163 рисунками и 8 антропометрическими таблицами. СПб.: Товарищество художественной печати, 1902.

(Tarnovskaya P.N. Zhenshchiny-ubiytsy: Antropologicheskoe issledovanie s 163 risunkami i 8 antropometricheskimi tablitsami. Saint Petersburg, 1902.)

[Beer 2007] — Beer D. Blueprints for Change: The Human Sciences and the Coercive Transformation of Deviants in Russia, 1890—1930 // Osiris. 2007. Vol. 22. № 1. P. 26—47.

[Bernstein 1995] — Bernstein L. Sonia’s Daughters: Prostitutes and Their Regulation in Imperial Russia. Berkeley: University of California Press, 1995.

[Bialkowski 2007] — Bialkowski Z.R. The Transformation of Academic Criminal Jurisprudence into Criminology in Late Imperial Russia: PhD Dissertation, University of California. Berkeley, Fall 2007.

[Corbin 1990] — Corbin A. Women for Hire. Prostitution and Sexuality in France after 1850. Cambridge: Harvard University Press, 1990.

[Engelstein 1992] — Engelstein L. The Keys to Happiness. Sex and the Search for Modernity in Fin-de-Siècle Russia. Ithaca: Cornell University Press, 1992.

[Frank 1996] — Frank S.P. Narratives within Numbers: Women, Crime and Judicial Statistics in Imperial Russia, 1834—1913 // The Russian Review. October 1996. Vol. 55. № 4. P. 541—66.

[Gilman 1985] — Gilman S.L. Difference and Pathology: Stereotypes of Sexuality, Race and Madness. Ithaca: Cornell University Press, 1985.

[Goring 1909] — Goring C. Review: Recent Criminological Works // Biometrica. July-October 1909. Vol. 7. № 1/2. P. 231—233.

[Goring 1913] — Goring C. The English Convict: A Statistical Study. London: Darling and Son, Ltd., 1913.

[Horn 2003] — Horn D.G. The Criminal Body: Lombroso and the Anatomy of Deviance. New York: Routledge, 2003.

[Horn 2007] — Horn D.G. This Norm Is Not One: Reading the Female Body in Lombroso’s Anthropology // Deviant Bodies: Critical Perspectives on Difference in Science and Popular Culture / Ed. by J. Terry and J. Urla. Bloomington: Indiana University Press, 2007. P. 109—128.

[J.W.G. 1911] — J.W.G. Death of Madame Pauline Tarnowsky // Journal of the American Institute of Criminal Law and Criminology. July 1911. Vol. 2. № 2. P. 270—271.

[Kowalsky 2009] — Kowalsky S.A. Deviant Women. Dekalb: Northern University Press, 2009.

[Lindsey 1910] — Lindsey E. The International Congress of Criminal Anthropology: A Review // Journal of the American Institute of Criminal Law and Criminology. November 1910. Vol. 1. № 4. P. 578—83.

[Lombroso 1892] — Minuta di lettera con firma autografa di Cesare Lombroso a Pauline Tarnowsky. 1892. #Lombroso Project, IT SMAUT Carrara/ CL. — Lombroso, Cesare 46 (http://www.lombrosoproject.unito.it/eng/dtl.php?id=5470 (accessed: 01.07.2020)).

[Lombroso, Ferrero 2004] — Lombroso C., Ferrero G. Criminal Woman, the Prostitute and the Normal Woman. Durham: Duke University Press, 2004.

[Lombroso, Ottolenghi 1892] — Lombroso C., Otto - lenghi S. La donna delinquente e la prostituta. Torino: Stamperia dell’unione tip. editrice, 1892.

[Lombroso, Tarnowsky 1893] — Lombroso C., Tarnowsky P. Fotografie di criminali russe // Archivio di psichiatria, scienze penali ed antropologia criminale. 1893. Vol. 14. P. 273—275.

[MacDonald 1893] — MacDonald A. Criminology / With an introduction by Dr. Cesare Lombroso. New York: Funk & Wagnalls, 1893.

[MacDonald 1910] — MacDonald А. Les Femmes Homicides by Pauline Tarnowsky // Journal of the American Institute of Criminal Law and Criminology. November 1910. Vol. 1. № 4. P. 666—668.

[Meyer 1908] — Meyer A. Les Femmes Homicides by Pauline Tarnowsky // The Journal of Philosophy, Psychology, and Scientific Methods. 1908. 24 September. Vol. 5. № 20. P. 556—557.

[Mogilner 2013] — Mogilner M. Homo Imperii: A History of Physical Anthropology in Russia. Lincoln: University of Nebraska Press, 2013.

[Mogilner 2017] — Mogilner M. The Empire-Born Criminal. Atavism, Survivals, Irrational Instincts, and the Fate of Russian Imperial Modernity // Born to be Criminal: The Discourse on Criminality and the Practice of Punishment in Late Imperial Russia and Early Soviet Union. Interdisciplinary Approaches / Ed. by R. Nicolosi, A. Hartmann. Bielefeld: TranscriptVerlag, 2017. P. 31—62.

[Nicolosi 2017] — Nicolosi R. Criminality, Deviance, and Anthropological Diversity: Narratives of Inborn Criminality and Atavism in Late Imperial Russia (1880—1900) // Born to be Criminal: The Discourse on Criminality and the Practice of Punishment in Late Imperial Russia and Early Soviet Union. Interdisciplinary Approaches / Ed. by R. Nicolosi, A. Hartmann. Bielefeld: Transcript-Verlag, 2017. P. 85—116.

[N/A 1891] — N/A «Étude anthropométrique sur les prostituées et les voleuses» / By Dr. Pauline Tarnowsky. Progrés Mèdical 1889 // The Journal of Mental Science. April 1891. Vol. XXXVII. № 157. P. 265—268.

[Rafter 2009] — Rafter N. (Ed.). The Origins of Criminology: A Reader. New York, 2009.

[Sirotkina 2002] — Sirotkina I. Diagnosing Literary Genius. A Cultural History of Psychiatry in Russia, 1880—1930. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2002.

[Tarnowsky 1889] — Tarnowsky P. Étude anthropométrique sur les prostituées et les voleuses. Paris: Progrés Mèdical, 1889.

[Tarnowsky 1891] — Lettera di Pauline Tarnowsky a Cesare Lombroso. 19.11.1891. #Lombroso Project, IT SMAUT Ferrero/CL. 98 (http://https:// lombrosoproject.unito.it/dtl.php?id=4336).

[Tarnowsky 1892] — Lettera di Pauline Tarnowsky a Cesare Lombroso. 23.11.1892. #Lombroso Project, IT SMAUT Carrara/CL. — Tarnowsky, Pauline 01 (http://www.lombrosoproject.unito.it/eng/dtl.php?id=5648).

[Tarnowsky 1893а] — Tarnowsky P. Sur les organes des sens chez les femmes criminelles // Actes du troisième congrès international d’anthropologie criminelle tenu a Bruxellesen aout 1892. Brussels: F. Hayez, 1893. P. 224—233.

[Tarnowsky 1893b] — Tarnowsky P. Fisionomie di prostitute russe // Archivio di psichiatria, scienze penali ed antropologia criminale. 1893. Vol. 14. P. 141—142.

[Tarnowsky 1897] — Tarnowsky P. Criminalité de la femme // Congrès international d’athropologie criminelle, Compte-rendu des travaux de la quatrième session tenue à Genève du 24 au 29 août 1896. Geneva: Georg & Co., 1897. P. 231—237.

[Tarnowsky 1908] — Tarnowsky P. Les femmes homicides. Paris: F. Alcan, 1908.

[White 2014] — White F.H. Degeneration, decadence and disease in the Russian fin de siècle. Neurasthenia in the life and work of Leonid Andreev. Manchester: Manchester University Press, 2014.

[White 2017] — White F.H. The Danger of Decadence and Degeneration // Russian Literature (Elsevier Science BV). August 2017. Vol. 92. P. 49—76.

[Wolfgang 1961] — Wolfgang M.E. Pioneers in Criminology: Cesare Lombroso (1835—1909) // The Journal of Criminal Law, Criminology, and Police Science. 1961. November-December. Vol. 52. № 4. P. 361—391.