купить

Военизаторские курсы 1931 года в Ленинграде как способ формирования советской оборонной литературы

Анастасия Сысоева (Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН; научный сотрудник Рукописного отдела; кандидат филологических наук)

Anastasia Sysoeva (Candidate of Sciences in Philology; Research Fellow, Manuscript Department, Institute of Russian Literature [Pushkin House], Russian Academy of Sciences)

sysoevaav@gmail.com

Ключевые слова: советская оборонная литература, Ленинградско-Балтийское отделение Литературного объединения Красной армии и флота, история военной пропаганды, военизаторские курсы писателей, военно-писательская игра

Key words: Soviet defense fiction, Leningrad-Baltic Division of the Literary Association of the Red Army and Navy, history of military propaganda, militarization of writers, military and literary game

УДК/UDC: 82.01/.09 + 32.019.51

Аннотация: В статье идет речь о военизаторских курсах, проведенных в апреле — мае 1931 года Ленинградско-Балтийским отделением Литературного объединения Красной армии и флота. Рассматривается, как постепенно и целенаправленно проходило влияние на писателей, которые должны были наполнить советскую литературу произведениями оборонной тематики. Писателей готовили к добровольному посещению курсов и работе по перестройке творчества, обращаясь к чувству долга и страху военной угрозы; затем воздействие продолжилось на лекционном курсе, собравшем воедино необходимую для написания идеологически верных текстов теорию, а завершилось критическими отзывами руководства на произведения.

Abstract: This article discusses the militarization courses conducted by the Leningrad-Baltic Division of the Literary Association of the Red Army and Navy in April and May of 1931. It considers how Soviet writers were gradually and intentionally pressured by the organization to add to Soviet literature with works on themes related to defense. Writers were encouraged to attend courses and work on the reconstruction of art on a voluntary basis, due to the call of duty and fear of military threat; then the pressure continued at a lecture course that brought together the theory for writing ideologically correct texts, and it concluded with critical feedback on the works by the leadership.

Anastasia Sysoeva. The Militarization of Writers in Leningrad in 1931 as a Means of Creating Soviet Defense Fiction [1]

Передел мира в 1930-е годы еще не был завершен, СССР готовился к возможной новой войне. Художественное слово могло быть использовано как инструмент влияния на настроения и убеждения населения. Так, литература о Гражданской войне должна была показать, кто боролся за народные интересы, это сказывалось на доверии читателей к новой власти и желании с ней сотрудничать, а произведения о военной угрозе и будущей войне мобилизовали на повышение темпов производства и готовили будущих добровольцев. Художественная литература, обладавшая высокой степенью воздействия на читателя, попадала в сферу государственных интересов и контроля.

29 июля 1930 года было создано Литературное объединение Красной армии и флота (ЛОКАФ). В критических статьях членов объединения использовался термин «оборонная литература», привносившее в мир творчества внехудожественную задачу обороны страны. Литература воспринималась локафовцами, в частности Николаем Свириным, «как фактор укрепления обороноспособности пролетарского государства» [Свирин 1931: 48]. Утилитарность оборонной литературы обуславливала ее регламентированность. Авторов, обладавших разным личным опытом, взглядами и убеждениями, нужно было собрать вокруг военной тематики и показать, как именно преподносить ее читателю. Такая деятельность, активно развернутая в ЛОКАФ, а позже в Оборонных комиссиях ССП, привела к формированию канона советской оборонной литературы. Одним из первых учебных проектов, способствовавших становлению канона как совокупности определенных структурных элементов текста, были начавшиеся 21 апреля 1931 года военизаторские курсы, организованные Ленинградско-Балтийским отделением (ЛБО) ЛОКАФ. Курсы предваряла серия критических статей, транслировавших уверенность в скором начале войны и призывавших к мобилизации художественного слова на оборону страны.

Регулярность и частоту появления подобных статей обеспечило создание печатного органа отделения, ежемесячника «Залп»: в каждом номере, с первого январского по апрельский, предшествовавший началу курсов, появлялись тексты, насыщенные предчувствием войны и призывами к писателям создавать в связи с этим произведения, необходимые стране и партии [2]. Руководство отделения и сектор военизации не ограничились статьями. Использовалась такая форма привлечения внимания к теме, как доклад. Первым в ряду докладчиков был будущий начальник курсов Всеволод Вишневский. 16 марта отделение отправило письма в литературные организации и научные институты города о том, что «ЛОКАФ приступает к широкому развертыванию практической работы по военизации советских писателей» с приглашением на доклад «Писатели и грядущая война», который должен был состояться 22 марта и раскрыть в том числе темы «Роль литературы как отдельного рода оружия по опыту войн. Печать, уничтожающая армии врага. Задача писателя в будущей войне» [Объявление 1931] [3]. Так, через воздействие на чувство долга и страх военной угрозы, проходила подготовка писателей к добровольному посещению курсов и работе по перестройке творчества.

Призыв пройти обучение, появившийся в газетах 17—18 апреля [4], попал на подготовленную почву. Писателей мотивировали также тем, что выпускники курсов обладали преимуществом при распределении по лагерям Ленинградского военного округа, на корабли Балтийского флота и на маневры для сбора материала. Публикация произведений по итогам командировки обеспечивалась ЛОКАФом, имевшим отдельную серию в ГИХЛе «Литература и война».

Во время курсов, воспринимавшихся как подготовка к погружению в военную среду, слушатели посещали лекции, занятия по стрельбе и участвовали в военно-писательских играх. План работы (темы и количество лекций, количество игр и условия их проведения) менялся на ходу. В итоге, если судить по отчетным документам, было прочитано 10 лекций, обобщавших идеологически верные взгляды на войну и армию, сообщавших основные сведения о военной технике, о структуре армии, о том, как проходит современная мобилизация, а также об особенностях работы писателя и журналиста в связи с военной угрозой. Дополнительно курсантам раздали книги о противовоздушной обороне и военные газеты. Лекции сопровождались практической работой. Писатели дважды получали творческие задания (создать художественные тексты на тему «В чем сила обороны СССР»; откликнуться на финскую кампанию об Ингерманландии). Первое задание выполнили 16 человек, второе — 7. Сохранились работы 11 писателей (рассказы, стихотворения, пьесы, статья) и 3 отзыва руководства. Таким образом, курсанты могли узнать, верно ли они воплотили творческую задачу, уже во время лекционного курса. Выполнение заданий не было обязательным, потому количество работ представляется значительным. Малое же число сохранившихся отзывов, а также то, что следующие работы по теме или форме не соотносились с уже оцененными заданиями, не позволяет строить выводы о влиянии реакции руководства на творчество.

Занятия завершились проведением 19 и 27 мая двух ходов военно-писательской игры. Вечером после лекции участникам сообщали вводные данные (так, во время первого хода дали информацию о том, кто напал, кто поддерживает врага, огласили лозунги ЦК ВКП(б) по поводу войны, прочитали отрывок перехваченной радиопередачи противника и тексты его листовок). После знакомства с основной информацией участники получали задание за ночь написать произведение определенного жанра и размера на указанную тему. Предварительно был проведен опрос для выяснения творческих интересов и предпочитаемых жанров [5]. Параллельно работали две соревнующиеся бригады, в итоге из текстов составлялись макеты двух газет. Некоторым курсантам ночью, а некоторым утром сообщали дополнительные вводные данные для того, чтобы они тут же внесли изменения в тексты с учетом новых обстоятельств. Так были созданы условия, максимально приближенные к постоянно меняющейся ситуации войны, требующей быстрой реакции. Работы проверялись, на них составлялись краткие отзывы, затем писателей собирали вновь на разбор выполненных заданий (подробнее об организации игры см.: [Сысоева 2019]).

Участвовать в игре призывали не только слушателей курсов, но и всех желающих писателей Ленинграда. Курсы посещало 62 человека, отсеялось 15. Присутствие всех слушателей обеспечило бы игру достаточным количеством участников. Но были составлены дублирующие задания (так, стихотворение во втором ходе писали 5 человек) и задания, выходящие за рамки цели составить газету (листовки, инсценировки). Такое отношение показывает, что организаторы стремились расширить круг охваченных игрой авторов.

Сравнение отзывов на работы тех, кто прошел курсы, и на работы тех, кто в них не участвовал, позволит понять, помогло ли теоретическое обучение сформировать у слушателей идеологически верный взгляд на вопросы обороны страны. Принципиальных отличий в отзывах нет. Ошибки назывались однотипные: чаще всего упоминались пацифистский лозунг «Война войне» и отсутствие прояснения классовой сущности войны. В ряде случаев работы тех, кто курсы не посещал, получали положительные отзывы, в которых отмечалась их политическая грамотность. Вряд ли позиция партии по военному вопросу была незнакома писателям, пропустившим лекции. Таким образом, лекционный курс, собравший воедино необходимую для написания идеологически верных текстов теорию, важной роли в деле обучения не сыграл.

В то время как отзывы с критикой произведений могли повлиять на творческий процесс: организаторы получили выход непосредственно на итог работы писателя и указывали, какие моменты авторам необходимо скорректировать. Для того чтобы понять, откликнулись ли писатели на требования руководства, необходимо сравнить работы первого и второго ходов и отзывы на них.

Свои задания выполнили 57 авторов. Некоторые по собственному желанию сдали работы сверх плана. Так, Василий Афанасьев, помимо передовой статьи, предоставил пьесу; Григорий Сорокин по заданию написал статью и инсценировку, а дополнительно — эпиграммы [6]. Оба они подготовили и творческие задания курсов.

Работы далеко не всех авторов могут служить материалом для сравнения. Во-первых, часть писателей посетила только один ход, и в этом случае проследить динамику невозможно. Во-вторых, не все отзывы сохранились. Наконец, иногда авторы получали задания, сравнение выполнения которых затруднительно. Например, Геннадий Фиш в первом ходе написал стихотворение и эпиграмму, а во втором — политический памфлет [7]. Некоторые, имея однотипные задания, сами выбирали новую форму. Так, К. Сливинский листовку в первом ходе дал в виде прозаического текста, а во втором составил стихотворение.

Даже с учетом этих обстоятельств остаются 15 писателей, выполнивших однотипные задания обоих ходов игры (В.С. Афанасьев, К.Н. Боженко, М.В. Борисоглебский, Н.П. Вагнер, В.И. Валов, Г.Д. Венус, В.П. Ганибесов, Е.М. Лаганский, Л.М. Попова, Л.В. Пумпянский, Б. Рест, Вс.А. Рождественский, С.Е. Розенфельд, Г.Э. Сорокин, Н.А. Щербаков). Нельзя сказать, что в динамике оценок их работ заметна явная тенденция. В шести случаях критики резче оценили первую работу, в пяти — наоборот, вторая работа воспринималась как менее удачная; в четырех — оба отзыва похожи по числу и значимости замечаний и перечисленных сильных сторон текстов. Вероятно, такая ситуация объясняется краткостью отзывов, а также тем, что они зачастую касались содержания произведений. Между тем темы работ и, соответственно, их содержание менялись ко второму ходу игры, так что писатели не могли исправить перечисленные в отзывах недостатки.

Положительные моменты руководством упоминались крайне редко. Более того, отзывы временами звучали угрожающе (например, «отвратительнейшая писанина <…> По-моему, критиковать здесь нечего, надо дать задание автору — подумать, с кем он действительно будет в будущей войне») [Военно-писательская игра. Второй ход 1931]. Курсанты относились к критике серьезно; их стремление исправить работы по замечаниям проявляется в том, что это было сделано во всех пяти случаях, когда такая возможность представилась. Рассмотрим, повлияла ли правка на реакцию руководства.

Отзывы на пьесы Николая Щербакова оба раза заключали в себе отрицательную оценку. Замечание по поводу работы первого хода касалось отсутствия действия: все персонажи пьесы сидели на местах и обменивались репликами, разъясняющими классовую сущность войны. Задание второго хода было выполнено иначе, персонажи начали двигаться и взаимодействовать. Упрек проверяющего во втором случае был связан с неправдоподобностью содержательной стороны: советские разведчики и вражеские офицеры быстро открывали военные тайны и планы командования первым же встретившимся им девушкам. Улучшения отмечены не были. Но учет замечания отзыва первого хода оживил действие во второй пьесе.

Отрицательные отзывы были составлены и на оба очерка Василия Валова. Он снял во втором ходе не понравившийся проверяющему «прием длительных “дум”, воспоминаний» [Военно-писательская игра. Первый ход 1931]. Во втором очерке, в отличие от первого, персонажи использовались только для передачи отрывков речей на митинге, черты их характеров не были прописаны. Видимо, размышления героя были основным способом его индивидуализации.

В остальных случаях отзывы на вторую работу оказывались лучше, чем на первую. В первом ходе Константин Боженко использовал прием найденной рукописи, названный устаревшим, критике подверглась также бесстрастность работы. Действительно, мобилизованный на фронт, который пишет многостраничные дневники с пересказом политического положения СССР и взглядов партии на войну, больше похожие на передовую в газете, выглядит неправдоподобно. Положительные моменты в отзыве не упоминались. В рассказе второго хода появилось действие, главный герой характеризовался через поступки и размышления. Проверяющий, отметив слабые стороны работы, сказал и о сильных ее качествах («художественно верно <…> военно грамотно») [Военно-писательская игра. Второй ход 1931].

Наличие составленной заранее для удобства проверяющих схемы возможных недостатков должно было помочь в том, чтобы оценки были одинаковыми, кто бы работу ни проверял. Но этого не случилось. Яркий пример отсутствия единой линии штаба — ситуация с произведением Георгия Венуса. «Двойная беседа» представляет собой рассказ красноармейца молодым товарищам во время дороги на фронт о том, как тяжело было воевать в Белой армии. В нем четко разделены положение белогвардейца-офицера и солдата. В рукописном отзыве перечислены сильные стороны работы, которая одновременно «1) обслуживает нас, 2) годна по специфике для разложения противника» [Военно-писательская игра. Первый ход. Черновые материалы 1931]. Недостатком названо примирительное отношение к белому офицеру. И этот недостаток был обозначен как принципиальный, перечеркивающий достоинства работы, в машинописном окончательном отзыве, предоставленном автору и озвученном во время разбора первого хода игры:

Статья политически вредная, т. к.: 1) Создает ореол мучеников для известной части белогвардейской сволочи, которую насилует Франция. 2) Выделяет среди росс <ийской> эмиграции идеалистов, искренних патриотов и т. п. … переработать [Военно-писательская игра. Первый ход 1931].

Венус прислушался к отзыву, во втором рассказе враг уже не был дифференцирован и имел однозначно отрицательные характеристики, что усилило агитационную сторону и одновременно, естественно, ослабило художественную. Второй отзыв был уже не таким разгромным и намного более кратким. В завершение рассказа Венус продемонстрировал слабость военных в сравнении с пролетариатом, выразившуюся в панике, обращении к помощи полиции, и закончил на этом. Открытый финал не удовлетворил проверяющего, желавшего более четкого проговаривания вывода: «Ничего, но не хватает конца, нужного нам. Получается: военщина французская плюс русская душат французский пролетариат» [Военно-писательская игра. Второй ход 1931]. Оба рассказа Венуса, в отличие от основной массы работ, имеют сюжет, персонажей с индивидуальными чертами характера, которые выражают свои чувства. На анкете писателя, заполненной для вступления в ЛОКАФ в начале работы курсов, стоит помета «Отклонено как служившему в бел<ой> армии. Н<.> С<вирин>» [Анкеты].

Всеволод Рождественский во время первого хода составил эпиграммы и стихотворение, во втором ходе тоже выполнил два задания — написал лозунги и стихотворение. Стоит отметить, что два его стихотворения объединяет общая речевая конструкция. Первый ход соответствовал третьему дню войны, второй ход — десятому. Первое стихотворение говорит о действии начинающемся:

Пока не развернется,
в кулак не соберется
Советский материк.
[Военно-писательская игра. Первый ход 1931]

Первая строка второго стихотворения — «Вся страна собралась в кулак» [Военно-писательская игра. Второй ход 1931]. Стихотворение стало короче, автор отказался от игры с длиной строк. В общую тенденцию изменений вписывается и стихотворение «Карелия», созданное как творческое задание во время лекционного курса: картина постепенно становилась все более абстрактной, пейзажные зарисовки менее подробными, в тексте второго хода остались только призывы. В отзыве на работу первого хода была отмечена пассивность позиции, рекомендовалось подчеркнуть классовый характер войны, в следующем речь снова шла о пассивности, при этом идеологическая сторона была признана удачной. Более того, было дано сравнение с предыдущим выполнением задания («есть определенный сдвиг к лучшему» [Военно-писательская игра. Второй ход 1931]).

При разборе результатов игры в целом отмечалось меньшее число политических ошибок во время выполнения заданий второго хода по сравнению с первым («Грубых ошибок в газете нет; средних — значительно меньше, чем в первом номере газеты» [Военно-писательская игра. Документы 1931]). Так что, с точки зрения организаторов, игра прошла успешно.

Однако не все намеченные руководством практические результаты были осуществлены. Первоначально планировалось составить из выполненных заданий сборник и издать его. Финансирование было достаточным, организаторы имели возможность и желание отчитаться выпуском книги, которая продемонстрировала бы итог проведенной с писателями работы. Произведения сборника должны были стать частью советской оборонной литературы и послужить образцом для будущих ее текстов. Но даже при таких благоприятных условиях издание не состоялось.

Видится несколько причин, которые могли повлиять на результативность игры. В первую очередь это отсутствие единства руководства в оценке выполненных заданий, уже продемонстрированное в случае с работой Венуса. Содержание отзывов в значительной мере зависело от проверяющих. Часть из них составлял специально приглашенный для политического контроля преподаватель по курсу партийно-политической работы Военно-политической академии им. Н.Г. Толмачева Павел Васильевич Суслов. Он обращал внимание на идеологию, а, например, Вишневский — на художественную сторону, и недостатки они замечали разные, потому если у одного и того же участника в разных ходах оказывались разные проверяющие, он не мог составить четкого представления о требованиях к пропагандистскому тексту. Результативности проведенной игры не способствовало стремление руководства соединить в идеальном произведении сложно сочетающиеся черты — агитационную направленность, идеологическую верность линии партии и художественность. В списке основных недостатков, использованном проверяющими, есть и «недостаток художественности», и «политическая неграмотность». В отзывах часто отмечались схематизм, шаблонность работ, авторов призывали давать яркие, запоминающиеся образы. Но художественные элементы, не отвечающие цели агитации, тоже ставились авторам в вину: неоднозначные образы, описание пейзажей — все это было излишним и даже вредным. Сыграло свою роль и то, что отзывы не могли быть абсолютно объективными и затрагивающими только качества самих произведений, поскольку задания выполняли конкретные люди, существовали личные контакты между участниками игры и проверяющими, уже успела сложиться репутация писателей, было известно об их происхождении и биографии. Еще одной причиной неудачи стало то, что за такой короткий срок действительно сложно написать завершенное произведение, готовое к публикации. Кроме того, работы отражали текущий момент условной войны, потому далеко не все тексты могли быть даны в сборнике без соответствующих пояснений.

Тем не менее курсы получили быстрый и непосредственный выход в поле советской литературы. В июле — августе в журнале «Залп» появились три публикации. Две из них были созданы во время игры, одна являлась творческой работой, выполненной во время лекционного цикла.

Автором творческой работы был слушатель курсов Александр Омельченко. Очерк «Почтовый штемпель “Финляндия”» оказался его первой публикацией в журнале [Омельченко 1931а: 34—35]. Произведение создано в форме письма русского эмигранта и вражеского агента генералу капиталистической армии. Агент, прибыв в Ленинград, оказался охвачен настроениями революции и перестал верить в победу над СССР. Работа была опубликована почти неизменной, единственная крупная правка связана с уточнением формулировки в финале. В рукописи было: «“Запретить посылку в СССР русских эмигрантов. Они или старые дураки, или поэты старой марки…” Это — в-восьмых, генерал…» [Омельченко 1931б]. Такой финал мог подтолкнуть читателя к выводу о том, что русские эмигранты — потенциальные союзники Страны Советов. В журнале рассказ завершался иначе: «При посылках агентов в Россию впредь особо тщательно отбирать людей из русских эмигрантов» [Омельченко 1931а: 35].

Две другие работы были созданы во время игры и принадлежали авторам, уже сотрудничавшим с журналом ранее, знакомым с особенностями тематики.

Стихотворение «Марш тыла» Геннадия Фиша было выбрано для публикации, потому что оно максимально соответствовало требованию показа классового характера войны (во время разбора первого хода было отмечено, что его произведение, в отличие от текстов других поэтов, невозможно переделать и применить для пропаганды в армии противника). Краткость строк создавала энергичный ритм. Поэт регулярно призывал удвоить показатели («На каждый удар — / Ответим вдвойне», «Темпы труда / Ускорим вдвойне!», «Качество труда / Повысим вдвойне!»). В отзывах на другие работы лозунг удвоения был назван верным и даже необходимым [8]. Обращение к первому варианту стихотворения Геннадия Фиша позволяет заметить ошибку при наборе в журнале, она привела к повтору строки. Изначально было:

На паровозе,
В строю,
На коне, —
На войне —
Как на войне!
[Военно-писательская игра. Первый ход 1931]

Стало:

На паровозе,
В строю,
На войне —
Как на войне!
Как на войне!
[Фиш 1931: 33]

Сходное начало строк часто приводит к ошибкам набора. Факт отсутствия воли автора в замене подтверждается тем, что в остальных случаях рефрен «На войне — как на войне» не включал повтора, а также тем, что строка перед рефреном с ним рифмовалась.

Важным изменением было снятие последней строфы при публикации:

И если —
Будут наши бригады —
В цехах и колхозах
Работать, что надо —
Навстречу пойдет
От страны
К стране:
Война — войне!
Война — войне!
[Военно-писательская игра. Первый ход 1931]

Это было единственной правкой, продиктованной критикой стихотворения в отзыве. Другие отмеченные недостатки (неудачные формулировки, необходимость показать роль партии и пр.) исправлены не были. Последние строки были названы политической ошибкой в речи Суслова при разборе работ первого хода, такое обвинение невозможно было проигнорировать.

Опубликовано было и одно прозаическое произведение, рассказ Василия Ганибесова «Наши» [Ганибесов 1931: 23—24]. Его работа во время разбора была названа Вишневским лучшей. Ганибесов входил в Президиум ЛБО ЛОКАФ, в апреле стал редактором серии «Библиотека ЛОКАФ». Вероятна предвзятость в выборе его текста. В то же время рассказ имел сюжет, полностью отвечал заданию (показать интернациональную сущность Красной армии), персонажи обладали индивидуальными чертами; сложно создать подобный текст за одну ночь. Правка перед подачей в журнал была внесена минимальная, не затрагивающая содержания.

Проведение военизаторских курсов повлияло на писательскую среду Ленинграда и наполнение советской литературы текстами оборонной тематики и менее очевидным образом.

В номерах 7 и 8 за июль и август 1931 года вышло 13 работ, написанных курсантами не по заданиям и не в такие сжатые сроки. Во время курсов и вскоре после их завершения в журнале появились публикации десяти новых авторов, в 1932 году еще пять курсантов и участников игры опубликовали в нем свои произведения. Участие постоянных авторов журнала в игре не было активным: только четверо выполнили задания обоих ходов.

Пополнились и ряды организации: в ЛБО ЛОКАФ 15 мая было принято 10 новых членов, привлеченных из слушателей курсов (М.В. Борисоглебский, В.И. Валов, В.А. Каверин, В.В. Князев, А.С. Король, Л.О. Раковский, С.А. Семенов, Г.Э. Сорокин, М.А. Фракман, В.И. Эрлих).

Таким образом, первая цель игры, обозначенная в методических материалах как агитационная («организовать и привлечь внимание гражданских писателей к теме обороны СССР» [Военно-писательская игра. Документы 1931]), была достигнута.

Реализация же второй цели («практически ознакомить литературных работников с работой в прессе в мобилизационное и военное время» [Военно-писательская игра. Документы 1931]) была проверена на практике в отсроченной временной перспективе. Часть курсантов стали военными корреспондентами Советско-финляндской войны [9]. Конечно, длительный временной промежуток, множество событий в личных историях и истории страны позволяют говорить об участии этих писателей в военизаторских курсах и военно-писательской игре только как о факте биографии, который мог оказать некоторое влияние на их готовность включиться в войну именно в качестве военных корреспондентов. В любом случае подготовка к такому развитию событий началась уже весной 1931 года.

Проведение военизаторских курсов, разработанных «в точном соответствии директиве отд<ела> печати ПУР’а» [Планы 1931: Л. 12], было одним из способов формирования советской оборонной литературы. Влияние на писателей оказывалось целенаправленно и постепенно — от предварительной подготовки к добровольной и добросовестной работе через теоретическое обучение к выходу в творчество, контролируемое отзывами, с возможностью скорректировать недостатки. Писатель должен был понять, каких произведений от него ждут, сам себя направить, стать себе цензором, чтобы в отзывах руководства уже не было необходимости. Согласно Е. Добренко, «превращение автора в собственного цензора — вот истинная история советской литературы» [Добренко 1999: 12]. Военизаторские курсы ЛБО ЛОКАФ способствовали развитию истории литературы в указанном русле.

Библиография / References

[Анкеты] — Анкеты членов организации. Аалто В.И. — Яцынов П.С. // РО ИРЛИ. Ф. 498 (ЛБО ЛОКАФ).

(Ankety chlenov organizatsii. Aalto V.I. — Yatsynov P.S. // RO IRLI. F. 498 (LBD LARAN).)

[Браун 1931] — Браун Н. Русский иностранец // Браун Н., Гитович А., Прокофьев А. Приказ о мобилизации. Л.: ГИХЛ, 1931. С. 14—17.

(Braun N. Russkiy inostranets // Braun N., Gitovich A., Prokof’ev A. Prikaz o mobilizatsii. Leningrad, 1931. P. 14—17.)

[Вечтомова 2018] — Вечтомова Е.А. «Я больна Финляндией»: из дневника 1939— 1940 гг. / Вступ. ст. Н. А. Прозоровой, подгот. текста и коммент. Н. А. Прозоровой, М. С. Инге-Вечтомовой // Литературный архив советской эпохи. 2018. Т. 1. С. 354—446.

(Vechtomova E.A. «Ya bol’na Finlyandiey»: iz dnevnika 1939—1940 gg. / Ed. by N.A. Prozorova, M.S. Inge-Vechtomova // Literaturnyy arkhiv sovetskoy epokhi. 2018. Vol. 1. P. 354—446.)

[Витин 1931] — Витин Н. «Мы против кайзера идем!» (Русская литература в 1914 году) // Залп. 1931.№1. С. 49—56.

(Vitin N. «My protiv kayzera idem!» (Russkaya literatura v 1914 godu) // Zalp. 1931. № 1. P. 49—56.)

[Вишневский 1931] — Вишневский В. Военная учеба и литература // Красная газета. Вечерний выпуск. 1931. № 92 (2759). 18 апреля. С. 3.

(Vishnevskiy V. Voennaya ucheba i literatura // Krasnaya gazeta. Vecherniy vypusk. 1931. № 92 (2759). April 18. P. 3.)

[Военно-писательская игра. Второй ход 1931] — Военно-писательская игра. Второй ход. Отчетные материалы. Работы и отзывы, хронометраж // РО ИРЛИ. Ф. 498 (ЛБО ЛОКАФ).

(Voenno-pisatel’skaya igra. Vtoroy khod. Otchetnye materialy. Raboty i otzyvy, khronometrazh // RO IRLI. F. 498 (LBD LARAN).)

[Военно-писательская игра. Документы 1931] — Военно-писательская игра. Документы по организации игры // РО ИРЛИ. Ф. 498 (ЛБО ЛОКАФ).

(Voenno-pisatel’skaya igra. Dokumenty po organizatsii igry // RO IRLI. F. 498 (LBD LARAN).)

[Военно-писательская игра. Первый ход 1931] — Военно-писательская игра. Первый ход. Отчетные материалы. Работы и отзывы, хронометраж // РО ИРЛИ. Ф. 498 (ЛБО ЛОКАФ).

(Voenno-pisatel’skaya igra. Pervyy khod. Otchetnye materialy. Raboty i otzyvy, khronometrazh // RO IRLI. F. 498 (LBD LARAN).)

[Военно-писательская игра. Первый ход. Черновые материалы 1931] — Военно-писательская игра. Первый ход. Черновые материалы. Работы и отзывы, хронометраж // РО ИРЛИ. Ф. 498 (ЛБО ЛОКАФ).

(Voenno-pisatel’skaya igra. Pervyy khod. Chernovye materialy. Raboty i otzyvy, khronometrazh // RO IRLI. F. 498 (LBD LARAN).)

[Ганибесов 1931] — Ганибесов В. Наши // Залп. 1931.№8. С. 23—24.

(Ganibesov V. Nashi // Zalp. 1931. № 8. P. 23—24.)

[Дневник 1931] — Дневник занятий военизаторских курсов ЛБО ЛОКАФ // РО ИРЛИ. Ф. 498 (ЛБО ЛОКАФ).

(Dnevnik zanyatiy voenizatorskikh kursov LBO LOKAF // RO IRLI. F. 498 (LBD LARAN).)

[Добренко 1999] — Добренко Е. Формовка советского писателя. Социальные и эстетические истоки советской литературной культуры. СПб.: Академический проект, 1999.

(Dobrenko E. Formovka sovetskogo pisatelya. Sotsial’nye i esteticheskie istoki sovetskoy literaturnoy kul’tury. Saint Petersburg, 1999.)

[К итогам 1931] — Б.п. К итогам первой конференции Ленинградско-Балтийского ЛОКАФ // Залп. 1931. № 4. С. 2—3.

(K itogam pervoy konferentsii Leningradsko-Baltiyskogo LOKAF // Zalp. 1931. № 4. P. 2—3.)

[Киплинг 1931] — Киплинг Р. Баллада о Бохеда-Тоне / Перевод Г. Фиша // Залп. 1931. № 4. С. 23—25.

(Kipling R. The Ballad of Boh Da Thone // Zalp. 1931. № 4. P. 23—25. — In. Russ.)

[Лен.-Балт. отдел ЛОКАФ 1931] — Лен.-Балт. отдел ЛОКАФ. Вниманию членов Балт. отдела ЛОКАФ // Красная Звезда. Ежедневная красноармейская газета Реввоенсовета ЛВО. 1931. № 84 (2754). 17 апреля. С. 4.

(Len.-Balt. otdel LOKAF. Vnimaniyu chlenov Balt. otdela LOKAF // Krasnaya Zvezda. Ezhednevnaya krasnoarmeyskaya gazeta Revvoensoveta LVO. 1931. № 84 (2754). April 17. P. 4.)

[Либединский 1931] — Либединский Ю. На борьбу с прорывом // Залп. 1931. № 3. С. 47—49.

(Libedinskiy Yu. Na bor’bu s proryvom // Zalp. 1931. № 3. P. 47—49.)

[Объявление 1931] — Объявление о докладе Вс. Вишневского «Писатели и грядущая война» // РО ИРЛИ. Ф. 498 (ЛБО ЛОКАФ). 

(Ob”yavlenie o doklade Vs. Vishnevskogo «Pisateli i gryadushchaya voyna» // RO IRLI. F. 498 (LBD LARAN).)

[Омельченко 1931а] — Омельченко А. Почтовый штемпель «Финляндия» // Залп. 1931. № 7. С. 34—35.

(Omel’chenko A. Pochtovyy shtempel’ «Finlyandiya» // Zalp. 1931. № 7. P. 34—35.)

[Омельченко 1931б] — Омельченко А. Почтовый штемпель «Финляндия» // РО ИРЛИ. Ф. 498 (ЛБО ЛОКАФ).

(Omel’chenko A. Pochtovyy shtempel’ «Finlyandiya» // RO IRLI. F. 498 (LBD LARAN).)

[Планы 1931] — Планы работы Ленинградско-Балтийского отделения ЛОКАФ по военной подготовке писателей // РГАЛИ. Ф. 1038. Оп. 1. № 3807.

(Plany raboty Leningradsko-Baltiyskogo otdeleniya LOKAF po voennoy podgotovke pisateley // RGALI. F. 1038. Op. 1. № 3807.)

[Протокол 1931] — Протокол заседания Президиума ЛБО ЛОКАФ № 15 от 19.03. 1931 // РО ИРЛИ. Ф. 498 (ЛБО ЛОКАФ).

(Protokol zasedaniya Prezidiuma LBO LOKAF № 15 ot 19.03.1931 // RO IRLI. F. 498 (LBD LARAN).)

[Резолюция 1931] — Военная опасность и задачи художественной литературы (Резолюция Пленума Правления ЛАПП по докладу ЛБО ЛОКАФ) // Залп. 1931.№3. С. 62—64.

(Voennaya opasnost’ i zadachi khudozhestvennoy literatury (Rezolyutsiya Plenuma Pravleniya LAPP po dokladu LBO LOKAF) // Zalp. 1931. № 3. P. 62—64.)

[Сведения 1931] — Сведения о литературной специализации курсантов ЛОКАФ’а и членов литгруппы «Красная Звезда» // РГАЛИ. Ф. 1038. Оп. 1.№3809. Л. 12—15.

(Svedeniya o literaturnoy spetsializatsii kursantov LOKAF’a i chlenov litgruppy «Krasnaya Zvezda» // RGALI. F. 1038. Op. 1. № 3809. S. 12—15.)

[Свирин 1931] — Свирин Н. Основные теоретические проблемы ЛОКАФ // Залп. 1931. № 2. C. 46—52.

(Svirin N. Osnovnye teoreticheskie problemy LOKAF // Zalp. 1931. № 2. P. 46—52.)

[Сысоева 2019] — Сысоева А.В. Создание советской военной пропаганды в Ленинграде начала 1930-х годов: новый метод работы с писателями // Русская литература. 2019. № 4. С. 159—165.

(Sysoeva A.V. Sozdanie sovetskoy voennoy propagandy v Leningrade nachala 1930-kh godov: novyy metod raboty s pisatelyami // Russkaya literatura. 2019. № 4. P.159—165.)

[Фиш 1931] — Фиш Г. Марш тыла // Залп. 1931. № 7. С. 33.

(Fish G. Marsh tyla // Zalp. 1931. № 7. P. 33.)



[1] Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект№18- 78-00104 «“Задача писателя — укрепление обороноспособности страны”: институализация военной литературы в Ленинградско-Балтийском отделении Литературного объединения Красной армии и флота»), ИРЛИ РАН.

[2] См.: [Витин 1931: 56; Свирин 1931: 47—49, 51; Либединский 1931: 49; Резолюция 1931: 62; К итогам 1931: 2—3]. Помимо этого, согласно плану военизаторской работы ЛБО ЛОКАФ, датированному 19 марта 1931 года, статьи, содействовавшие «выработке военного журналиста», должны были помещаться в гражданской и военной печати (в журналах «Звезда», «Ленинград», «Резец», «Стройка», газетах «Красный Балтийский флот», «Красная звезда» (Ленинград)) не реже раза в месяц [Планы 1931: Л. 12 об.]. После представления этого плана на Президиуме ЛБО ЛОКАФ Всеволод Вишневский был поставлен во главе сектора военизации [Протокол 1931].

[3] Использованные в исследовании материалы ЛОКАФ (РО ИРЛИ. Ф. 498) находятся в научно-технической обработке.

[4] Сначала было дано краткое сообщение для членов ЛБО ЛОКАФ, включавшее информацию о программе курсов [Лен.-Балт. отдел ЛОКАФ 1931: 4]. В следующей статье, обращенной уже ко всем писателям Ленинграда, речь о программе не шла, зато подробно объяснялось, почему такое обучение необходимо [Вишневский 1931: 3].

[5] Сохранился документ с информацией о творческих предпочтениях [Сведения 1931: Л. 12—15]. Однако во время обсуждения первого хода Людмила Попова отметила, что «задания даны были, не сообразуясь с анкетой» [Военно-писательская игра. Документы 1931]. Сведения о ней не указаны в названном списке. В анкете, поданной для вступления в ЛОКАФ, вероятно, в период работы курсов, стояло «поэт, очеркистка» [Анкеты]. Во время игры она написала 2 стихотворения, составила лозунг и эпиграмму, что анкете соответствовало.

[6] Николай Браун тоже перевыполнил необходимый минимум, сдав два стихотворения вместо одного. Однако одно из них уже было опубликовано ранее в сборнике «Приказ о мобилизации» [Браун 1931: 14—17]. Проверяющие откликнулись на его попытку увеличить объем их работы эпиграммой: «Н. БРАУН из первой бригады // Дождался счастливого часа: // У него целые склады // Мобилизационных запасов» [Военно-писательская игра. Первый ход 1931].

[7] Задание второго хода, заключавшееся в развенчании образа англичанина, созданного Р. Киплингом, было поручено именно Фишу неслучайно. В апрельском номере журнала «Залп» вышел подготовленный им перевод «Баллады о Бохе-да-Тоне» Киплинга [Киплинг 1931: 23—25]. Цитаты из своего перевода он использовал в памфлете. Кроме того, на лекции Суслова о классовой природе Красной армии он получил индивидуальное задание подготовить доклад о Киплинге и воспитательном значении его творчества для английской армии [Дневник 1931].

[8] «Ошибка указывать, что на войну мы переключим “часть” наших сил. Надо сказать: все! плюс удвоенное напряжение (Совершенно верно — П. Суслов): за 200% напора — вот лозунг!» [Военно-писательская игра. Первый ход 1931]. Однако даже использование такого лозунга не всегда оказывалось удачным. Так, в стихотворении о необходимости соблюдать военную тайну Алла Иванова призывала «Ударник, молчи за двух» [Военно-писательская игра. Первый ход 1931].

[9] Сведения об И.К. Авраменко, В.П. Беляеве, Е.А. Вечтомовой, А.И. Гитовиче, Б.А. Лавреневе, А.А. Прокофьеве, Б. Ресте, Л.С. Соболеве, Н.С. Тихонове, Н.А. Щербакове см.: [Вечтомова 2018].