«Все люди таковы. Бог с ними со всеми» (отрывок, «Театралий»)

Алиса Коонен – о психосоматике и о том, как уйти из МХТ

В марте 1913 года уже известная 24-летняя Алиса Коонен решается покинуть МХТ. Станиславский, ее учитель, был для нее богом, но «именно от него я хочу бежать, именно от него я должна себя спасать», — писала Коонен, имея в виду, что хочет других ролей и другого театра. Она настолько боялась разговора со Станиславским, что придумала лечь на операцию — профилактически удалить себе аппендицит. Операций «Костя» панически боялся, и это должно было его разжалобить. Мы публикуем отрывок из книги дневников Коонен «Моя стихия — большие внутренние волненья», которая вышла в издательстве НЛО. В этом отрывке — та самая весна 1913-го, Коонен, окруженная Качаловым, Берсеневым, Скрябиным и еще парочкой поклонников, контракт с Константином Марджановым и его Свободный театр, к которому несколько месяцев спустя присоединится Александр Таиров.

5 марта [1913 г.]

Сидел Юргис [Балтрушайтис, поэт, переводчик, дипломат].
Все скучно.
Болит appendix. Это смешно. Но это так. Мстит мне за мою ложь. С мучительной тоской думаю о театре… Нет, надо бежать. Завтра буду играть…
С послезавтра — репетиции.
Ой, как скучно.
Нет сил…

6 марта [1913 г.]
3 часа дня. Жду Юргиса [Балтрушайтиса].
Вечером — «Екатерина Ивановна».
Утром прочла о наводнении в Петербурге.
С тоской, с болью пробежала мысль о наступающей весне.
Как-то мне будет.
А может быть, лучше, чем было в прошлом году.
Берсенев мелок, мелок.
Ужасно маленький.
К Вас. [Василий Качалов — ведущий актер МХТ.] тянусь. Всем существом.
Ослабла. Устала. Завтра Мольер.

7 марта [1913 г.]
6 часов вечера.
Была на репетиции.
Грустно.
Ничего еще не идет.
Через две недели — спектакль.
Вчера играла.
Вас. водил со сцены в уборную.
Берсенев отвез домой.
Он хочет показаться внимательным и нежным. Но я уже больше не верю. Маленький, маленький. И очень практичный. За мою болезнь меньше всего внимания и заботы было с его стороны.
Вас. видела сегодня на репетиции.
9 часов вечера.
Опять угнетенность.
Все время, пока не ходила в театр, было хорошо. А сейчас опять так тоскливо, так неспокойно, так нудно.

9 марта [1913 г.]
Вчера была ужасная репетиция.
Плакала.
Пришла домой и решила отказаться.
Но потом твердо решила — буду играть. Буду играть. Во что бы то ни было. Провалюсь, но играть буду.
1 час ночи.
Сегодня была хорошая репетиция. Только бы не сглазить.
Вечером был Стахович.
Занимались.

10 [марта 1913 г.]
6 часов вечера.
Играла «Птицу».
Вечером «Три сестры».
Думаю о Вас. часто.
Жду какой-то болезни.

11 [марта 1913 г.]
На Мольере — уныние.
У меня — беспокойство. Многое найдено. Но так некрепко, что часто теряю.
Новый друг — Стахович.

12 марта [1913 г.]. Вторник
Сегодня меня освободили от репетиции.
Целый день бегала по портнихам. Устала. Голова болит.
Беспокойство за роль.

15 [марта 1913 г.]
12 часов ночи.
Ужасная репетиция днем. Последняя перед генеральной.
Стахович.
Сил нет совсем.
Уныние. Качусь вниз.
То же, что перед «Катериной Ивановной».
Если Марджанов позовет — уйду.

17 [марта 1913 г.]
[Мольер. — более поздняя приписка.] Вот и конец.
Оторвано.
Вечер.
Был Стахович.
Играет Барановская.
Отдыхаю до Петербурга.
Немного успокоилась.
Но есть стыд, страдает самолюбие.
Противное артистическое самолюбие.

19 [марта 1913 г.]
12 часов ночи.
Лежу. Лежу.
Ко всему — простуда, насморк.
Сидели сейчас Нина [Литовцева], Коренева, Асланов.
Часто думаю о Стаховиче.
Завтра или послезавтра буду говорить с Марджановым.

20 [марта 1913 г.]
Ужасное настроение сегодня. Грустно, стыдно перед театром. Стахович не был, и по всей вероятности, и не приедет. А мне бы хотелось. Мне бы хотелось.
Вспоминаю «наш Петербург» и плачу. Потому что это безвозвратно. Страх, что я не попаду совсем в Петербург. Какое-то упорное предчувствие…
Все катится. Все катится. Вася хотел прийти сегодня или завтра.
Я не нужна ему.
Зачем мне его благородное жаленье.
Бежать дальше от них от всех.

22 [марта 1913 г.]
10 1⁄2 утра.
Жду Марджанова.
Вчера был Вася — вечером.

23 марта [1913 г.]
12 часов ночи.
«Перикола». Принцесса Мален. Роль в «Арлезианке».
Вася говорит: «Дерзай». Мне хочется.
Я влюблена в Васю.

24 марта [1913 г.]. Воскресенье
2 часа дня.
Ужасно грустно.
Безнадежно на душе.
Мне кажется, я ненормальна. И, по всей вероятности, у меня в тяжелой форме неврастения. Ужасно грустно.
Не соблазняет ни Марджановский театр, ничего, ничего.
Только минутами — такая жажда любви.
Скорее бы, скорее что-нибудь решить.
10 часов вечера.
Жду Берсенева и Хохлова.
Был Стахович. Он как и все. Не нужно больше быть с ним вдвоем.
Была у Качаловых с Базилевским.
Волнуюсь за завтра, за «Катерину Ивановну».

27 [марта 1913 г.]
В ужасной тревоге все время. Волнуюсь за свою будущую жизнь.
Марджанов дает отпуск до 1 августа. Значит, тому и быть.
Сама судьба.
Надо, надо решать.
Завтра утром будет Марджанов.
Завтра или послезавтра буду говорить с театром.
Не предвижу этого разговора. Особенно с Костей [К. С. Станиславским].
Страшно подумать, как я с ним буду говорить.

28 [марта 1913 г.]
Уже двенадцатый час.
Сейчас придет Марджанов.

30 [марта 1913 г.]. Суббота
Конец.
Подписан контракт.
Перешагнула.
Утром у Марджанова.
Бюро. Контракт.
Магазин — галстук.
Домой.
Письмо Немировичу.
Костя [К. С. Станиславский].
Домой.
Телефоны.
Муратова.
Домой.
Церковь на Спиридоновке. Ливень.
Нина Качалова [Литовцева] — у печки.
Синематограф с Хохловым.
Качаловы.
День такой огромный, как половина жизни.

31 [марта 1913 г.]
2 часа дня.
Волнение в театре.
Героиня дней…
Сулер [Леопольд Сулержицкий — режиссер, соратник К. С. Станиславского, учитель Е. Б. Вахтангова.] сказал: «Польстилась на деньги».

4 [апреля 1913 г.]
Эти два последние дня было хорошо. Чувствовала себя героиней, принимала поздравления и восхищения и казалась себе «человеком».
Последнюю «Катерину Ивановну» — свой последний спектакль (1 апреля) играла ужасно.
Завтра репетиция 4-го акта. Думаю об этом с ужасом.
Васи нет — на гастролях.
Почти не думаю о нем.
И не влюблена.
И не жаль театра. Совсем нет.

7 [апреля 1913 г.]
Как странно далеко отодвинулась вся недавняя жизнь, Мольер, мои слезы. Как будто это было лет 5 назад. Я не ощущаю горячего горя, горячей грусти от последних дней в театре. Я вся засохшая. Васю люблю где-то так тяжело, так глубоко внутри.
Вчера опять близость с Ваней Берсеневым.
Какая нелепая жизнь.
Я еще не сознаю, [душой. — зачеркнуто] не сознаю, что в театр я не вернусь больше. Не сознаю.
И Васю — надо отрезать окончательно.
Он еще царапает мою жизнь.
[Угол листа оторван, осталось только]: Неужели кто-то будет в театре… для него. Только бы не… Только бы…

8 [апреля 1913 г.]. Понедельник
11 ночи.
Завтра еду.
Была у Скрябиных. Опять желанье мелькнуло сломить, сломить его.
Потом заезжала к Качаловым.
Вася.

9 [апреля 1913 г.]
Уезжаю.
Тревога. Ужасная.
Не понимаю, где я.
Мысли от театра ушли.
А о новом театре не думаю. Не думаю.

Петербург.
Пантелеймоновская, 15, кв. 32.
Наталья Васильевна Дьяконова.

12 апреля [1913 г.]
5 часов.
Репетировала «Пер Гюнта». Жду Ваничку [Берсенева].
Опять близость с ним.
Не знаю, что это.
Влеченье женщины. Вероятно.
Все равно, все равно.
Жизнь мчится. Мчится.

14 апреля [1913 г.]
Первый день Пасхи. 11 часов вечера.
Грустная была вчера заутреня.
Берсенев.
Странные отношения у нас. Я стараюсь закрывать глаза на все, что в нем слишком мелко, ничтожно и вульгарно.
Тянусь к нему минутами.
Отдаюсь и не отдаюсь, что-то чувствую и чего-то нет. Часто смотрю сверху вниз, и кажется он таким маленьким.
Завтра «Пер Гюнт». Страшно.

15 [апреля 1913 г.]. Понедельник
5 часов вечера.
Через 3 часа в театр. Волнуюсь. Кажется, что буду плохо танцевать. Уж очень отяжелела и мало места. Завтра «Катерина Ивановна».
Еще страшнее.
Скорее бы уже сдать и почувствовать себя свободной. Васю должна увидеть сегодня.
2 часа ночи.
Нехорошо танцевала. Нехорошо играла. От Васи — красные розы. Боткина довезла домой.
Завтра будут ругать — наверняка.
Грустно. Одиноко. Жить не хочется.

17 [апреля 1913 г.]
«Пер Гюнт» — совсем хорошо. В двух газетах хвалят — не ругают нигде.
«Катерину Ивановну» — выругали в одной, в двух хвалят.
В общем, можно сказать — пока благополучно и ждать еще — завтра.
Вчера гуляла днем с Васей.
5 часов.
Хвалят, хвалят, [хвалят]. Приятно. Сижу дома одна, и очень приятно на душе. Вечером иду на «Птички певчие».

18 [апреля 1913 г.]
6 часов.
Хвалят и сегодня.
Приятно. Еду к Боткиным обедать. Неловкость с Берсеневым. Вчера вечером заезжала на Мольера. Между Берсеневым и Васей.
Сегодня днем я была очень добрая. Очень добрая.

19 [апреля 1913 г.]
Утро.
От Боткиных ехала с Васей. Жесткий. Два раза подчеркнуто сказал [кусочек листа величиной в слово или два оторван] на карточке «талантливое лицо».
Флирт с Генриеттой Гиршман. Бог с ним.
Когда прощались и я ему сказала [с укором. — зачеркнуто]: «Изменил мне в Петербурге», он сказал: «Ну что же, не будем этого…» [Один или несколько листов вырвано.]

1 мая [1913 г.]
4 часа дня.
Снег с градом.
Должен был приехать Юргис [Балтрушайтис], и не понимаю — здесь он или в Москве. Ничего не понимаю.
Все эти дни в волнении и хлопотах. Марджанов здесь.

2 мая [1913 г.]
Только что простилась с Юргисом [Балтрушайтисом], а час назад — с Ваничкой [Берсеневым]. Юргис отдает себя служению мне. Я рада их первому сближению с Марджановым.
Сегодня видела сон. Скрябин меня целовал. И так хорошо мне было. А перед нами висела картина «Наташа Волхова», которую тянул сзади за юбку демон, а над ее головой висел опрокинутый вверх ногами ангел.
Все глупости.
Сегодня я сказала Васе, что Скрябин влюбится в меня. Он сказал: «Увидим». Все последние дни жизнь сияла вокруг меня.
Что-то будет в дальнейшем.

4 мая [1913 г.]. Суббота
2 1⁄2 часа ночи.
Разговор с Васей. У него. Случайный и интересный. Все из-за Ленина. Это он сказал. Ленин — вот что убило наши отношения [Михаил Ленин — актер Малого театра.].
Какая-то ирония жизни.
Шутка жизни.
Сейчас очень грустно.
Тяжело, тоскливо.
Как перед несчастьем.

7 мая [1913 г.]
Вчера была с Ваничкой [Берсеневым] на Рощиной. Он далекий. Озабоченный вопросами театра.
Ленин на сцене — каким-то маркизом, глупо.
Сегодня банкет Волконского.
Еду с Васей. После «Катерины Ивановны».
Не решила еще относительно Одессы — еду или нет. Плохо себя чувствую физически.

10 [мая 1913 г.]
Вчера говорила с Лужским об Одессе, что, по всей вероятности, не поеду. Не хочется пачкать последних воспоминаний своих с театром. А я знаю — там мне будет плохо. Вчера была вечером на Мольере у Боткиных в ложе. Был Аргутинский. Аргутинский. Потом в Английском пансионе.
Вася — далекий-далекий.
И я не люблю его совсем.
Совсем не люблю.
От Юргиса [Балтрушайтиса] вчера письмо — [Скрябин. — вымарано] отказал.
Неблагополучно сейчас.
5 часов дня.
Сейчас встретила Аргутинского. Я переходила дорогу — он проехал мимо. У него чудесная ласковая улыбка.
Сейчас одна мечта, одно желание — не ехать в Одессу.
Встретила Эфроса. Нина [Литовцева] сюда не приедет. Прямо в Одессу. Все за то, чтобы меня там не было.
Не хочу, не хочу.

11 [мая 1913 г.]
Мне очень грустно. Грустно от того, что, в сущности, я одинока. И никому из товарищей нет до меня дела. Решила операцию*. Даже к Федорову** не хочу идти. Все равно. Этим я должна заплатить за свои обманы.
И Васе нет до меня дела.
Он очень холодный, черствый и равнодушный человек.
Бог с ним.
Бог с ними со всеми.
И все люди таковы.
Все одинаковы. Мне хочется на два дня после них — задержаться в Петербурге, хорошенько погрустить, поплакать, почувствовать, что это все оторвано.
Безвозвратно.
5 часов.
Дождь как из ведра. Сижу целый день дома. Грустно.
Меня обидел, то есть, вернее, огорчил, Берсенев. Впрочем, это не в первый раз. Третьего дня от Станиславских ушел с Хохловым на именины к Николаю Григорьевичу [Александрову] за пять минут до меня, и я в третьем часу ночи возвращалась домой одна.
Мелочь, но в этой мелочи — все его отношение ко мне. И когда я вспоминаю нашу близость как раз накануне, мне делается противно, досадно, стыдно. Что же нас сближает? Неужели только мужчина и женщина? Даже этого нет. Он не Ленин.
Он помогает мне забываться. От чего-то уходить. От воспоминаний моей любви. Петербург слишком полон Васей, моей любовью. И мне все хочется опуститься. Ниже и ниже, чтобы сказать себе: так тебе и надо и никакой любви в тебе нет.
Мои отношения с Берсеневым — это мой грех. Мое паденье. Мое паденье.
После Васи — Берсенев.
После красоты — безобразие.
После любви —
Мое паденье.
Сознательно. Чтобы заглушить, [убить. — зачеркнуто], задавить ту любовь, которая еще так живет, так мешает.
А может быть, я лгу себе. И никакой любви нет. Не понимаю.
Раньше я не знала Берсенева. И была вера в него, и было увлечение. А теперь вижу его насквозь, смотрю на него сверху вниз и лгу ему, и — мой грех. Мое паденье.
[Я хочу проститься с тобой и сказать тебе мое последнее слово. Когда я думаю о расставании с тобой, когда я вошла сейчас к себе в комнату и осталась с твоими красными розами, и мягкие сумерки охватили мою душу, и все приостановилось. И мягкие сумерки тихо обняли, коснулись меня с легким трепетом, нежной лаской. Я вдруг мгновенно… Душа мягко вспыхнула и сказала себе: последнее слово — люблю. И оно было такое же, как первое. — зачеркнуто.]

14 [мая 1913 г.]
Утренний спектакль «Катерина Ивановна». Лужский с цветами. Германова — разговор. Муратова. Цветы от Марии Петровны [Лилиной]. Цветы от Васи — красные розы. От Успенской. От Румянцева. От группы сотрудников. От девушек. В середине спектакля от «товарищей».
В 4-м акте — плакала. Жалко. Жалко всего. После акта по дороге в уборную истерика. Книппер и Качалов с двух сторон. Москвин сзади. Потом Боткина в уборной и Зарудный.
Обед с Ваничкой [Берсеневым] у Кузнецова. По дороге нашла пуговицу с якорем и молоточком.
Волна грусти, радости, благодарности, умиления, любви, доброты, желания счастья всем-всем людям.
Вечером — Федоров — [врач. — более поздняя приписка].
После Мольера с Васей «У Альберта» — клекса.
Поцелуй. Набережная.
Такая тоска, что хотелось умереть. Такая обида. Такое горе.
Дома. Волна — страданья.
Опьянела от слез.
Шатаясь, бросалась с кресла на кресло.
[Прощай, милый!
Ты слышишь?
Мое последнее слово, как и мое первое!
Люблю тебя!
Прощай!
Моя последняя вера и как моя первая.
Один ты… — вымарано.]

15 [мая 1913 г.]
Утро.
Тяжесть. Дождь. У Марии Петровны [Лилиной] с Костей [К. С. Станиславским]: «На операцию благословил, а туда — нет: эксплуатация искусства. И помните, что искусство мстит за себя»*. Холодный. Сухой. Ушел — я заплакала. А потом ничего.
Дома. Вася. Посмеялись над вчерашней клексой.
Берсенев.
Уехали.
Вечер — у Боткиных.

16 [мая 1913 г.]
Завтра уезжаю, если достанут билет.

17 мая [1913 г.]
Уезжаю. Начинается новая жизнь.
Уезжаю. Что-то даст Бог.
Солнце. Тепло. Смутно на душе. Только бы не «зарезали» в Москве. Новая жизнь.
Переступаю.