Последний обэриут Дмитрий Пригов

Первое посмертное собрание сочинений Дмитрия Александровича Пригова начало выходить с академическим размахом. На память приходят дореволюционные «талмуды» «Товарищества Маркс» и даже знаменитое юбилейное собрание сочинений Пушкина 1937 года. (Тьфу-тьфу-тьфу!..) И хотя издатель пишет (а мы подтверждаем), что сам Д.А.П. «чуждался ложноклассических котурнов и роли «великого русского писателя», но тут же добавляет, что задачей данного собрания является именно «ввести писателя в круг «бессмертных». А на следующей странице – автопортрет Пригова в лавровом венке с лукавой улыбкой – как бы отменяет это утверждение… Впрочем, все это не очень важно, и главная цель достигнута: в руках у читателя – полный корпус Приговских стихотворений, к тому же снабженных алфавитным каталогом и любопытной вступительной статьей. А впереди том «московской» прозы «Москва» (главный текст – роман «Живите в Москве»); том «Места» (главный текст «Только моя Япония»), и том «Монстры» (главный текст – роман «Ренат и Дракон»). Также планируется пятая, дополнительная книга, в которую войдут философские и теоретические тексты.
 

При всей любви к стихам Дмитрия Александровича вряд ли сейчас имеет смысл присоединяться к филологическому хору и в сотый раз подробно анализировать его поэзию, хотя помещенное на последней странице обложки высказывание Бориса Гройса о том, что Пригов совершил «революцию в русской поэзии», подобную Хлебникову или даже Пушкину, кажется преувеличением и, главное, преувеличением ненужным – как почти любое преувеличение. Пригов, как и другие московские концептуалисты (Лев Рубинштейн, Всеволод Некрасов), тяготеет скорее к обэриутам – Олейникову, Введенскому, даже Хармсу, разве не их ирония и видение абсурда повседневной жизни стоит за всеми стихами концептуалистской поэзии? И разве это место менее почетно?.. Кстати, если говорить о приговской иронии, то есть определенное сходство его ранних стихов с ранним же, дореволюционным Сашей Черным…
 

Но не будем спорить. Лучше приведем несколько цитат из интервью с Дмитрием Александровичем, которое он дал нам зимой уже далекого 2005-го для одного из известных в то время московских журналов. Будем считать эти цитаты своеобразной «авторской аннотацией» к начинающему выходить собранию.
 

«…Вопрос: Давно хотелось узнать, так сказать, из первых рук: концептуализм – это что такое?

Ответ: Вот в Париже есть эталонный метр… Вообще, это что такое? Это ведь кусок железа, да? Им можно убить, гвоздь забить, какой это «метр»? Он «метр» – в процедуре измерения. Когда создана процедура измерения – тогда он «метр». Он присутствует в этой процедуре измерения не в качестве куска железа, а в качестве абстрактной и виртуальной единицы меры… Так же и концептуализм. Он работает не с конкретным металлом-произведением, а для создания процедуры искусства. Где материал не имеет значения. Концептуализм имитирует процедуры искусства. В изобразительном искусстве это может быть какой угодно материал, в литературе тоже – например, советский… Важно создать во всем произведении некие процедуры потребления искусства. Эталон-метр становится эталоном, когда производится процедура потребления мер, измерений… Так же и здесь. Концептуализм работает не с конкретным произведением, он сам в себя вмещает (или пытается вместить) и некий текст, и реакцию зрителя, и уничтожение текста, и его появление… Концептуализм – это попытка создать ситуацию литературы (или искусства), а не просто текст. Вот такая метафора: концептуализм как режиссер. Традиционное искусство – это когда актер выходит, говорит свой текст, и его задача – это слиться с текстом, то есть так сказать, чтобы никто не почувствовал актера. Пропасть в персонаже… А концептуализм – это некий режиссер, который выводит на сцену разных героев, и его-то самого на сцене физически нет – но он в каждой точке, где эти герои соединяются, ссорятся или расходятся – он-то как раз и есть самый главный. Но физически его на сцене как будто бы и нет. Вот это и есть, собственно говоря, концептуализм. В концептуализме автор в тексте и не присутствует даже… Он берет готовые куски, вводит их, сталкивает стилистики, пишет от чужого имени, работает с какими то поп-героями, которые вообще то существуют и без него…»
 

Интервью наше с Д.А.П. состоялось после фестиваля «Альтернатива», проходившего в известном в то время клубе «ДОМ». Дмитрий Александрович участвовал в одном из перформансов, размахивая факелом, он уговаривал домашнего кота художника Виноградова произнести слово «Россия».
 

«…Вопрос: Я в тот день не был. Кошка что-нибудь сказала?
 

Ответ: Разве вы не слышали? Она сказала: «Я-я-о-ууу!!!». То есть она по-своему отвечала. Проблема то в том, что эта кошка – это и есть сама Россия. И эта история – это навязывание ей интеллигентского дискурса, чтобы она еще и сказала: Россия. А ей, естественно, ничего и не надо говорить, потому что она и есть Россия. Почему она и отвечает, но отвечает не про Россию, а как народовольцам отвечал народ: да пошли бы вы отсюда все на!
 

Вопрос: Простите, но это же вроде кот, и зовут его Васька. Какая же это Россия? Россия – это барыня, дама, самка. Это еще Бердяев, кажется, говорил.
 

Ответ: Да, это кот, это кот Васька, но в принципе, как символ – это кошка. То, что он там кот, в данной ситуации не имеет значения. В половом смысле это кот, но в гендерном – кошка… Он играет роль телесной России, которой навязывают всякие интеллигентские развлечения и дефиниции: Россия, родина, партия, смерть, жизнь…
 

Вопрос: А можно сказать, немного перефразируя Фукуяму, что Россия, как кошка, всегда норовит выпрыгнуть в «форточку истории»? Не это ли имел в виду Чаадаев, говоря, что мы находимся в стороне от мировых исторических путей?
 

Ответ (улыбается): У Чаадаева все-таки очень жесткие просвещенческие представления о должном в истории. В моем случае кошка прочитывается более как общая и все-присутствующая (не только исключительно в России, так как почти все именования стран женского рода) природа, натура женская, не могущая полностью быть апроприированной культурой. И это по всему свету (с языческих времен противопоставление природы как женского начала и социума как волевого и мужского), но в России благодаря специфическим культурно-историческим обстоятельствам это явлено более откровенно. А кошка – она везде в форточку норовит…»
 

Итак, встречайте: пять книжных спектаклей-перформансов под общим названием «Дмитрий Александрович Пригов». Режиссер – Дмитрий Александрович Пригов. Главное действующее лицо – Дмитрий Александрович Пригов. Спектакль первый: «Поэзия». Кажется, что рядом в воздухе сейчас витает приговская полуулыбка и звучит его голос… Значит, цель данного собрания достигнута. Аплодисменты!..