Писать поперек: Абрам Рейтблат о редких книгах и социологии русской литературы («Теории и практики»)

Писать поперек: Абрам Рейтблат о редких книгах и социологии русской литературы («Теории и практики»)Абрам Рейтблат, социолог литературы, кандидат педагогических наук, заведующий сектором редких книг Российской государственной библиотеки искусств

 

Cборник «Писать поперек» тематически весьма пестр. Тут рассматриваются сюжеты разного времени — от 1820-х до 1990-х гг., анализируются разные жанры (научная фантастика, пьесы-сказки, некрологи, инскрипты), представлены биографии рафинированного литературного критика Ю.И. Айхенвальда, создателя русского детектива А.А. Шкляревского, публикатора «Протоколов сионских мудрецов» С.А. Нилуса и т.д. Но структурирован он не тематически, а методологически, дисциплинарно: в первый раздел включены работы по социологии литературы, во второй — по биографике, в третий — выполненные в более традиционном ключе статьи по истории литературы.

Социолог исследует историю литературы совсем в ином ракурсе, чем это привык делать литературовед. Литературовед считает, что литературное произведение — это буквы на бумаге; он полагает, что имеет дело с теми же текстами, которые опубликовали Пушкин, Гоголь, Достоевский. Для социолога литературное произведение — результат сложного взаимодействия. Вначале это взаимодействие современников автора: писатель считается с интересами и потребностями читателей (в том числе и критиков), восприятие текста предопределяют журналист или издатель, включающие текст в контекст журнала или издательской серии, а затем критики, литературоведы и педагоги, которые создают традицию восприятия произведения. Потом издатели переиздают его, нередко снабжая предисловием, и комментариями, и иллюстрациями), программирующими восприятие. И наконец книга попадает в руки читателя другой эпохи, с иными (по сравнению со временем его первой публикации) вкусами, интересами, знаниями (в том числе реалий эпохи, о которой идет речь в произведении). Только в голове этого читателя (а не на бумаге) существует книга, существенно отличающаяся от той, которая была в голове автора и его современников.

Немало места занимают в книге работы о «низовых», «массовых», «бульварных» писателях. У меня три мотива обращения к ним. Во-первых, «демократический». Эти люди создавали книги, которые составляли умственную «пищу» рядовых, «простых» читателей. Потом их забыли, и хочется вытащить их из небытия. Во-вторых, полемический. Раз все изучают Пушкина, Толстого, Достоевского, хочется идти по своей тропе и изучать А.А. Шкляревского, Н.И. Чернявского, Н.И. Зряхова, В.Ф. Потапова и т.п. В-третьих, поскольку в изучении биографий таких литераторов обычно у меня нет (или почти нет) предшественников, возникает и детективный азарт — по крохотным зацепкам найти в архиве сведения о данном писателе.

Писать поперек: Абрам Рейтблат о редких книгах и социологии русской литературы («Теории и практики»)Одна из ключевых статей сборника посвящена механизмам социального воображения. По результатам их действия можно многое узнать о современной им эпохе. Анализ десятков научно-фантастических романов и повестей 1920-х годов, проведенный Б. Дубиным и мной, показал, что в эту утопическую, казалось бы, эпоху и горизонт «мечтателей» был очень узок (причем ограничен он был не только марксистскими догмами, но и политическими лозунгами данного момента), и власти всячески старались сузить возможности воображения, а к середине 1930-х почти прекратили публикацию научной фантастики. Те же, кто писал в эти годы антиутопические произведения (а это были, как правило, серьезные, получившие известность писатели — Замятин, Платонов, Булгаков), за редчайшими исключениями не получили возможность опубликовать их в СССР.