Идея мультикультуры на международном уровне провалилась, заявляют мировые лидеры. Мигранты, в том числе и вынужденные, оказались не нужны ни коренному населению, ни тем более государству. Чужаки – причина безработицы, разгула криминала, перенаселения и общественных беспорядков. Жаль, что, делая эти выводы, избранники народа забыли спросить сам народ. Или его представителей – писателей. А им есть что сказать. Тема культурной и межрасовой коммуникации, попытки личности идентифицировать себя и интегрироваться в общество на глобальном уровне сегодня все громче звучит в мировой литературе. И роман Александры Петровой «Аппендикс» говорит об этом на языке страны Яилати.

«Аппендикс» нельзя отнести к эмигрантской прозе. В Риме, который становится не только местом действия, но и одним из героев романа, Александра Петрова живет уже больше двадцати лет, и размышлений о новой родине у автора скопилось предостаточно. В сборнике «Вид на жительство» выходили стихотворения и эссе, темы которых продолжаются и переосмысливаются в «Аппендиксе». Сам роман Петрова вынашивала и писала долго – отрывки начали появляться в печати с 2009 года, и только в прошлом, 2016-м, издательством НЛО был выпущен этот восьмисотстраничный том. Уже отмеченный премией Андрея Белого, а в 2017 году попавший в лонг-лист «Большой книги» (к сожалению, не в шорт), «Аппендикс» является принципиально новым видом романа, который только возникает в новейшей русской литературе. Это роман-метаморфоза, роман, порождающий новый тип высказывания и новый язык.

«Аппендикс» – не строго сюжетная история, это путешествие мысли и языка без начала и окончания. В основе сюжета лежит переплетение судеб в Риме, где оказались заблудшие души. Детективная история, чьи следы то появляются, то снова теряются на страницах романа, становится фоном для портретов на фоне вечного города. Уникальность романа в атмосфере постоянной трансформации, где частная история вытекает из общей и смешивается с жизнью и плотью Рима в выходе за пределы камерности к широкому мировому пространству, в котором герои борются за жизнь и ищут себя.

«Чувства крутятся вокруг нами же выдуманного центра, который нас притягивает, как водосток – легкий мусор». Выброшенные в неизвестность по своей воле или чужой, граждане Яилати в первую очередь лишаются точки опоры и ориентиров. Героиня описывает собственный опыт: сначала «впрыгивает» в город как в пору подошедшее летнее платье, но осознает свою ошибку, чувствуя, что поймана в кольцо, и камнем идет ко дну. «Отсутствие центра ранит тех, кто к нему привык». Она остается в Риме, имея возможность вернуться, в отличие от многих своих собеседников, но решает идти «по искаженному свету своей путеводной звезды», ставит над собой эксперимент. Застряв между Яилати и Италией, она старается обустроить настоящее и примириться с прошлым. Даже от любимых книг приходится избавляться, они рассовываются по друзьям и знакомым до обретения очередного временного жилья. С памятью сложнее. Она норовит выскочить из-за угла напоминанием об утраченном. «...корни – это и было главное, чего мне не хватало. Но как только появлялась пусть даже теоретическая возможность их пустить, мне хотелось, пружинисто оттолкнувшись от земли, шагать куда глаза глядят… Счастлив тот, кто едет в дальние края, смотрит в открытое море, и существование корней, устойчивого мира за спиной четко отделяет для него одно пространство от другого». Потерянность – общее чувство для всех утративших корни героев Петровой.

Отделение от прошлого болезненно, но необходимо. Этот путь даже буквально начинается с операции – отторжения, отрезания себя от предыдущей жизни. Для главной героини потеря аппендикса, заключавшего в себе ее тайный мир, оборачивается потерей важной части себя, но обретением взамен «крыльев Меркурия» и началом новой судьбы. «Аппендикс был мой, бусины и страницы из сказок братьев Гримм внутри него были моими, но я теперь не имела на них права. Прошлая жизнь была бесповоротно отрезана. В новой, с одной стороны, начались фантомные боли от ампутации того, на что прежде можно было положиться… С другой – я ощутила новую легкость».

Среди беженцев, эмигрантов, бомжей героиня Петровой – странница. Она пристально вглядывается в мир, пытаясь выстроить в нем иерархию для себя и своего окружения. В главе «Скитальцы» Петрова выводит четкие определения гражданам страны Яилати: «…странник и скиталец может даже никуда не идти, но он все равно будет странником. В его системе мира нет центра и конкретной цели, но она и не линейна, как дорога охотника или кладоискателя».

Через личные и подробные истории персонажей выписывается образ современного человека в большом городе – одинокого, травмированного, в поисках ключа к себе и к городу. Жители страны Яилати – это в основном потерянные души: бывший учитель и археолог, трансвестит, русская бомжиха, порвавший с прошлым участник леворадикальной группировки, а еще люди из прошлого главной героини, живые в ее воспоминаниях. История каждого передана со скрупулезной достоверностью, но безоценочно. Петровой удается приподняться над своим текстом, позволяя героям говорить через странницу. Контраст воспоминаний о другом мире, контраст с тем, кем герои были и кем являются сейчас, доказывает, что даже в собственном прошлом нельзя быть уверенным. Поэтому и возвращение к прошлому у каждого из персонажей – это своеобразная попытка разобраться в нынешнем мироустройстве, в себе самих, как они такими стали. Воспоминания не ностальгичны, это подробно записанная хроника событий, переработанная странницей в отстраненной форме. Прием последовательного детального описания у Петровой отточен до остроты. Вещи названы своими именами, подробно описаны физиологические процессы и яркие картины насилия. Но в интонации нет надрыва, оценки. От этого картинка становится еще более выпуклой, размываются границы между литературой и жизнью. При этом разницы в подаче между личной историей детства героини и чужими историями нет. Все это части одного целого. Так повествование отходит от камерности частной истории, пространство для поиска идентификации теперь – весь мир, которому задана отправная точка.

К необычным людям странницу притягивает не только любопытство, искренний человеческий интерес, но череда случайностей, которые складываются в закономерности. «…любое пересечение может оказаться судьбоносным и откорректировать участь. Однако я не понимала, что продолжала вращаться по тому же кругу и все мои настоящие встречи должны были происходить с людьми, которые в главном были на меня похожи». Каждая встреча странницы предопределена счастливым или несчастным случаем. С трансвеститом Лавинией героиня сталкивается трижды, тем самым запуская «детективную» цепочку романа с поиском и нахождением людей и обретением новых смыслов в этом взаимодействии. Символична встреча с Ольгой, в этой женщине героиня встречает собственное альтер эго, утраченное в детстве. «Надуманное чувство одиночества разбивается о случайно появившегося двойника».

Ольга, как и странница, тоже активно пытается нащупать тайну города. Ее поиск происходит на сакральном уровне, подсмотренном у местной истории и обычаев, он основан на вере в чудо. А героиня следует за «непрактичным любопытством», «впадает в жизненные перемены», пытаясь переродиться, да все не до конца, ищет и плывет по течению. «После первого чувства потерянности и неуюта я все более запутывалась в точках отсчета. И все же, как и миллионы людей до меня, ступая по театральным мосткам, которые, несмотря на кирпичную костяковость и основательность города, готовы были обрушиться под хохот и визг публики в любой момент, я верила, что непременно смогу вытянуть свою карту».

Тема Рима у Петровой звучит по-новому не из-за того, что автор выбрала подход с изнанки, не глянцевый, туристический. В «Аппендиксе» ценна попытка сопоставить личный опыт с опытом веков. Душа Рима – его история и истории людей, живших и умиравших здесь тысячелетиями, они продолжаются в новом поколении. «Со временем я открыла, что город жил сам по себе, помимо обитающих в нем людей, и что он был намного сильнее их, как корни его платанов, разрывающих асфальт, как его река, коварная и мощная осенью, умеющая казаться змеей летом». В этом и состоит часть его загадки, «кодов», которые невозможно подобрать.

Каждый из героев по-своему соотносит себя с Римом. Тем интереснее оказывается результат, ведь все персонажи – нетипичные жители города, а значит, лучше понимают его изнанку. Приезжая сюда кто за свободой, кто за работой, надышавшись и отравившись его воздухом, люди оседают в вечном городе, потому что дороги назад нет, и пытаются выдумать себе новые способы существования. Сумма отсутствия того, что героям пришлось отбросить, порождает их связь, преображает каждого из них. При этом важна не сама механика процесса, а осознанный результат. Путь становления каждого героя проходит через отказ от своих корней, пола, идентичности, а заключительная метаморфоза происходит в Риме. Именно это перерождение и связывает героев друг с другом, и образует новую языковую связь. Этот переход в метаязык, перевод его в прозу и есть находка Александры Петровой.

Население Яилати знает, что Рим с древних времен всегда принимал беженцев и иммигрантов. Так Ольга, скрываясь в чужой стране от пережитого горя, выводит свою философию, веру в энергию слова. «Попросить всегда стоит… А вот отрицание энергии просьбы как раз и ненаучно! Вера в то или иное – просто рычаг. Запомни, что сейчас идет создание новой религии. И она будет получше прежней…». Мигрант Флорин, окопавшийся – буквально – в подземном Риме, видит, насколько он бесконечен, а значит, может приютить каждого: «Рим всегда выбирал жизнь, ему не к лицу быть просто музеем… Рим – это тебе не антикварная лавка, а дышащий хаос. Долой музеи, – добавил археолог».

Особенно важен в книге эпизод, где жители Яилати во время празднования Нового года дают названия улицам подземного Рима. Героиня присваивает название улицы Герцена, на которой жила в детстве, одной из улиц в подземной и тайной части Рима, примиряя свое прошлое и настоящее. «Город, в котором зарождались воспаленные сознанием нереализовавшегося историка и археолога улицы, его общественные здания, кажется не предполагающие никакого реального населения, и чуждые сны оседали во мне».

Поиск энергетического центра соединяет все мысли и идеи в ритуальном жертвоприношении. Банка с аппендиксом героини, похищенная Олей с родины для ритуала высвобождения энергии, разбита самой героиней. Содержимое пропадает в древней канализации, и все прошлое странницы, все ее тайны, проглоченные бусины и странички любимых книг смешиваются с настоящим хаосом Рима, метаморфоза свершается, и история продолжается без конца.

Роман «Аппендикс» – взгляд из толпы, внезапно задевший и не отпускающий долгое время, путешествие не по городу, а по закоулкам неприкаянной бродяжьей души. Еще одно определение – проза поэта. Нарратив завораживает и увлекает в атмосферу нуара, из которой трудно выплывать. Петрова ловит воздух, впускает его в книгу, и та оживает. Эту воздушность трудно описать, именно поэтому многие рецензенты ругают автора за отсутствие внятного содержания, замену его блестящей стилевой игрой. Да, это игра, но уникальная в своем роде.

По самобытности Александру Петрову можно сравнить с зачинателем традиции нового русского романа Михаилом Шишкиным, особенно с его «Венериным волосом». И у Петровой, и у Шишкина – собственный обретенный язык и стиль. И темы, волнующие обоих, похожи: потерянность в чуждой, а зачастую враждебной среде, переработка травматического опыта, проблемы межкультурной и межъязыковой коммуникации. Сходство даже на внешнем уровне: и Шишкин, и Петрова оба экспаты и пишут, хорошо чувствуя свои родины, и оба нашли свой тип прозы, переработав родной язык и пропустив через себя чужой.

«Аппендикс» не заканчивается, а закольцовывается и может продолжиться сотней историй. Недаром своеобразной концовкой становится концерт молодого музыканта Диего. Хотя в музыке и в текстах звучит скорбь и произносятся имена позабытых жертв «верхнего» Рима, это все же не реквием. Наоборот, это гимн жизни, которая не заканчивается. Гимн памяти, неприкаянности и надежде. Энергетический обмен состоялся, на свободу выпущена сила, для которой пределов не существует.

Мир оказался лишенным не только центра, у него нет еще и границ. Те, что навязаны внешне – государствами, другими людьми, правилами и условностями, призваны уничтожить и ограничить личность, поскольку сама мысль об отсутствии внутренних преград якобы угрожает чужой целостности.

Но слишком многие стали различать письмена, скрытые по обратную сторону лозунгов. Потеряло всякий смысл утверждение «где родился – там и пригодился», потому что в итоге человек оказывается в одиночестве, не нужный никому и нигде. Дорогая родина выбросит как отработанный материал, отрезанный ломоть, аппендикс, и на новом месте придется заново сооружать себя из обломков прошлого, в котором уже нет уверенности, и настоящего, в котором ничего не понятно.

И в этом мире, как никогда громко, звучит высказывание Александры Петровой. «Реальная карта тоже перекраивалась прямо под ногами». Это происходит не только со странами, но и с людьми. Все перемешивается. Перекраивая границы собственных биографий, свой язык, внешность, люди создают новую коммуникативную структуру, осознаваемую на внутреннем, первобытном, а потому – универсальном уровне. На языке человечности. И на этом языке нужно учиться разговаривать, поскольку внутри молодые силы стремятся к полному уничтожению центра и границ. Ощутив огромность мира, невозможно воспринимать его по-другому. Скоро все мы заговорим на этом универсальном языке, хотим мы того или нет.