Что в имени тебе моём? (рецензия Юли Измайловой, «Прочтение»)

Фамилия, имя, отчество — Ф. И. О. — простые инициалы, как в анкете, в документах. Меж тем, за каждым из них — своя жизнь и своя история. Что такое имя? Маска, за которой мы скрываем наши истинные мысли и чувства? Или же отпечаток прошлого семьи, которое мы волею судеб наследуем? Имя дается нам или же мы сами выбираем его? Ответы на эти и многие другие вопросы пытается найти искусствовед и писательница Ольга Медведкова на страницах своей новой книги. Феномен имени она рассматривает с помощью исторических параллелей, попутно делясь с читателями самым сокровенным — деталями собственной биографии, а также фактами, подчас трагическими, из жизни своих близких — родителей, бабушек и дедушек.

Повествование делится на три части, каждая из которых описывает тот или иной период жизни писательницы. Над книгой Медведкова работала на протяжении нескольких месяцев, находясь, как и многие, на карантине. Составление тетрадей, сотканных из воспоминаний, стало для нее своего рода терапией, помогающей справиться с тревожными мыслями в период неизвестности, а также попыткой разобраться в себе и истории своей семьи. За лаконичными формулировками мы находим много сокрытой и непрожитой душевной боли. Стремление прожить ее заново, уже будучи взрослым человеком, не только способствует эмпатии, но и дает возможность читателям вместе с Медведковой совершить путешествие в прошлое, притом не только личное — здесь и воспоминания ее дедушки Миши, чья жена была убита фашистами, и отца-еврея, который всю жизнь пытался быть русским, но при этом всей душой любил писателей одной с ним национальности, вынужденных скрываться за псевдонимами (Александр Володин/Лившиц, Анатолий Алексин/Гоберман). Да и сама Медведкова пошла по стопам отца — в детстве ее любимыми были книги Агнии Барто, Юрия Яковлева (Ховкина), Софьи Прокофьевой (Фейнберг).

Это мастерски написанное, тонко психологическое, многослойное исследование себя, своей судьбы, как с точки зрения национальной принадлежности, так и через призму исторических событий, частью которых были герои книги, — наводит на мысли о том, что человек не просто винтик в механизме или песчинка в масштабах мироздания, а целый мир.... Каждая из тетрадей — маленькое путешествие в минувшие времена, причем совершенно уникальные.

Первая тетрадь. Оля Ярхо

Мы наблюдаем за жизнью рассказчицы от рождения и до момента поступления в институт, когда еврейскую фамилию отца ей пришлось поменять на более благозвучную, материнскую, под которой она впоследствии и станет известна читателям. Ольга еще ничего не знает ни о значении, ни о происхождении имен своих близких, и всякий раз, взявшись за метрики, пытается справиться с «бесконечной тоской». И хотя всматриваться в бездну прошлого страшно, любопытство одерживает верх:

Имя «собственное», какое разочарование! Мне все равно, что за имя я ношу. И все же нет, мне не все равно. Но как же так? Секрет в том, что я ношу не свое имя. Не свою фамилию.

Живет ли имя отдельно от людей, которые его носят? В качестве примера писательница приводит прустовских Германтов, которые не соответствуют блеску данного им имени. И далее возникает предположение, что, возможно, имя — всего лишь этикетка, надпись, экслибрис, под которым мы существуем? Ведь даже если мы покидаем одно место и уезжаем в другое, меняем стиль в одежде, заводим новые отношения, сами мы, по сути не меняемся. Внутри каждого, где-то глубоко в душе остается «общий знаменатель», некая константа — бессмертное имя, безусловный признак нашего присутствия в настоящем.

Заканчивается ли имя как звук со смертью его носителя? Или же есть вещи более могущественные, допустим, память предков? Пытаясь найти отгадку в прошлом, Медведкова раз за разом обращается к истории своей семьи, хоть почва, в которой ее корни, особого свойства — «она непрочная...» Ведь нашла она ее на чужбине, в ином языке, как, например, Эммануэль Левинас во французском Страсбурге, или «алжирский еврей» Жак Деррида, который пишет: «...У меня только один язык, но он не мой». Трактовка, по сути, гораздо глубже: хотя любой язык является отпечатком места и времени, но говорить на нем еще не значит быть исконным носителем. Так и с фамилией: «У тебя одна фамилия, но она не твоя». И также не забываем про имя: «Ты никогда не носишь одну лишь фамилию».

Становясь старше, автор находит утешение в вымышленном мире книг — там, среди фантазий Ги де Мопассана, Ромена Роллана, Леона Фейхтвангера, Стефана Цвейга и многих других, в творческом пространстве, сложенном из пожелтевших страниц, обрела она «свое» сообщество — обособленное и особенное.

Вторая тетрадь. Ольга Медведкова.

Жизнь под материнской фамилией до отъезда за границу — время становления личности писательницы и поисков себя. Литература идет в параллель учебе на искусствоведа, но даже получение профессии осмысляется через аналогичный период в жизни близких Ольги.

Историческая память (если не в масштабах страны, то хотя бы в рамках отдельно взятой семьи) — это все равно существование на руинах, хранящих память о прошлом, порой неудобном, травмирующем, приносящем при соприкосновении новые страдания. Но жить в таких развалинах невозможно. Выжить позволяют подпорки. Однако «зуд памяти», порой не осознаваемый, невозможно унять. Именно он, «зов предков», заставляет зебальдовского героя в «Аустерлице» превозмочь смертельную меланхолию и пуститься на поиски следов своей матери-еврейки, погибшей в концлагере. Дыру можно заместить протезом, но он всегда будет свидетельством непреходящей боли — олицетворением вечной раны.

«Дыра» в душе самой Медведковой — это яма между 9-м и 10-м километрами по Феодосийскому шоссе, недалеко от деревни Дубки, где фашисты убили ее бабушку Гитю по материнской линии. А ее матери, чтобы спасти от немцев, поменяли имя(!) — с Лильки на Ленку. Это зияющее Ничто" — прах и соль, которым автор наследует.

По мнению Медведковой, памятники не нужны тем, кто помнит, — они для непомнящих. Цифра — противоположность имени, статистика и вовсе — «коса беззубой». Жить на руинах помогает время иного порядка — мифическое, литургическое, но неизменно ежедневно-будничное. В конечном счете, все мы живем на костях предков. Нам кажется, что автор уходит совсем далеко в своих размышлениях, но нет, она вновь возвращает нас в «реальность», правда, сегодня, из 2022-го, читать некоторые ее размышления о вирусе кажется странным — где теперь прежние проблемы (не забронировать столик в ресторане)...

Но тут же «насущным» вопросам недалекого прошлого уступают место более глобальные, все те же знакомые рассуждения о жизни в моменте и силе памяти:

Сегодня не зачеркивает вчера; это не подставка под завтра, которое не наступит.

И далее встречаем емкое признание, подытоживающее прагматическую мысль текста почти за треть до финала:

Весь мой текст о том, как опоздать. Как повернуть время вспять. Как вернуть жизнь мертвым.

Третья тетрадь. Medvedkova, Yarho Olga Anat

Экзистенциальные размышления первых двух частей приводят писательницу к выводу о ключевом факторе, который может помочь справиться с выпадающими на долю каждого испытаниями. Таковым является вера в жизнь. Была она и у ее отца-атеиста, и у дедушки Миши. Эта вера стала главной «пробой» для всего важного, что превыше любой комфортной и спокойной реальности. Эта вера привела ее в 1991 году в Париж, где она сменила кириллицу на латиницу и ударение в имени, тем самым начав новый виток своего бытования, отныне — уже за границей.

Итог размышлений — вопрос, обращенный на этот раз к читателям, ведь проблема имени сегодня актуальна для многих. Всему виной — серьезный сдвиг в самовосприятии личности, а также смена общественной парадигмы, где каждый волей-неволей становится включенным в виртуальное пространство, где мы легко оказываемся под влиянием других, «заражаемся» чертами, обрывками, осколками и стереотипами образов, заменяем свои слова чужими, тем самым теряя себя. Размывание границ личности ведет к панике и страху, неспособности действовать и, в результате, к потере вкуса к жизни. Быть может, «терапевтический» пример Медведковой поможет каждому из нас вернуться к истокам, обрести столь необходимые сегодня душевные силы?