Новый роман русского эстонца (сам он пишет в тексте, что против обоих национальных определений, внесем это в протокол) вышел как нельзя кстати. Когда мир потерялся в пандемии, а русскоязычное сообщество в очередной раз раскололось, поскользнувшись на улице, очень уместно прочесть роман, где потеряны – все.

Герой и его дружки кружат по Таллину в поисках развлечений и денег. Не очень активно кружат, скорее, когда повлекут окружающие и беды. Заработки эти самые что ни на есть временные и странные. Например, побегать по полю в костюме «Нептун 2.0», когда богатые бездельники пуляют в тебя для развлечения из пейнтбольных и даже духовых ружей. Чтобы отработать гонорар, нужно еще правильно грохнуться. Падать герои умеют.

Символично, что они и на земле мало времени проводят. То в башне, где местный умелец Кустарь оборудовал свой театр ужасов из манекенов, скелетов и прочих подсветок, то в подземелье, где те же игрушечные (не всегда, кстати) трупы, жуткая музыка, а по выходным порноспектакли.

Тенью отца Гамлета бродят там герои, выдумывают еще способы привлечь клиентов, раздобыть денег, ругаются, мирятся, попадают в лабиринты странных отношений, идей и новеньких, с иголочки, неудач.

Сильно напоминают они героев Уэлша. Даже не «На игле», там хоть задор молодости был, а нескольких продолжений романа – «Порно» и «Резьба по живому». Даже модно быть потерянным в молодости, а вот когда полвека такого плавания, дело другое.

А они потеряны полностью, ни в каком бюро находок не найти. «Да наплевать мне на то, что с вами будет. Трясите плакатами дальше. Я уже сейчас жить не хочу. Мне уже сейчас тошно. О каком будущем речь? Ради чего жить? Деньги я презираю. Развлечения — пустое. Слава — глупость. Вообрази толпу. Московское или лондонское метро в час пик». Это прямо песенка из «Трейнспоттинга» «Choose life… I chose not to choose life» - и самый известный панк-припев в голове прикупом «No future for you». Да и «Джефф Линн уже тогда, в 1981 году, знал, что в двадцать первом веке все будет только хуже».

Не потому ли среди персонажей книги так много людей из 90-х, рассказов обо всех этих фриках?

Криминальная королева из Питера, моряки еще с советскими паспортами в Сомали, этот самый Кустарь. Герои любят байки о них – это такая личная индульгенция, что кто-то потерялся еще раньше, еще основательнее? «Ну, долго он не выдержал. Быстро его понесло, стал на людях срываться, требовать от них невозможного — чтобы все было как раньше, чтобы двери не запирались, никаких мобил и компьютеров, все общее, ну и так далее... Не вписался он в новое время, не нашел себя Федя Зуб, друзья изменились, система распалась, Совка нет, бороться не с чем, кругом капитализм, да еще в самом соку».

Про людей из совка ли, из России тут всегда плохо. «Молодые и старые, плохо обутые, плохо одетые, вонючие, забытые, дурные, пьяные, потерянные — шатаются они по Европе». Если не шатаются, то живут в Таллине в заброшенных домах на грудах советского еще барахла. Или сытыми бизнесменами приезжают из Москвы, что-то мутят, скупают, проворачивают. Это политическая агенда? Но политический беженец тут едва ли за самого жалкого фрика. Да и местные эстонцы не сильно лучше. А герои – ходят, маются, заблудились среди них, как в зловещем волшебном лесу. И, чтобы никто не увидел, что они потеряли направление и лицо, надевают маску.

«Но стоит остаться одному, как меня тянут на дно тяжелые мысли, которым я не в силах противостоять, я чувствую себя бесполезным, ненужным, все во мне искусственно и фальшиво. Позже я нашел одно средство: я надеваю маску». Маска не фигуральная, а от того костюма нептуновского (в нем и на дно?). В романе Иванова масок, кукол, манекенов чуть ли не больше, чем людей. Да что там, они почти вытеснили людей! (Возьмем напрокат у автора его селиновский стиль экзальтированных упреков и ресентимента.)

Как пел ирландский декаданс-рокер Гэвин Фрайдэй, «no guys here – just dolls!». Вот и точно. Психоаналитик общается с помощью куклы (и пишет ежедневный роман из жизни мыши, что уж там). Кустарь мастерит Камасутра-шоу из них пачками. «Устав бродить по лабиринту, я зажигаю свечи, сажусь, курю. Куклы мрачно поблескивают стеклянными глазами, становясь чуть более живыми... достаточно живыми для того, чтобы завязать с ними клоунскую беседу. И я поддаюсь соблазну, что-нибудь говорю им, жалуюсь на рецензентов, браню редакторов, проклинаю политиков... Вот и я теперь кукла».

Алкоголь, забавы, шоу, градус абсурда крепчают – как и градус потерянности, отчаяния, боли.

Гиньоль захватывает весь их самодельный театр, эти самодельные улицы, все время. «Из превращенных в миски книг едят. В книги-утки испражняются. Примечательна группа нищих, расположившихся на куче отбросов: они сидят на собственных черепах». Босх и Данте? Да. Но и глубже. Знак того, что тщетен и сам крик о помощи, и само описание, даже та (эта!) книга, что пишет главный герой, – тщета. Жизнь тщетна, свидетельство о ней, даже вопль ужаса – не более чем очередной писк мыши в ее вечной пробежке в колесе.

Герои 90-х бодрились и, в принципе, держались неплохо. Большинство героев романов из жизни lost generation по-романтически ломалось – все очень плохо, но как весело-то мы живем, welcome to the jungle, детка, даже если мы помрем молодыми и быстрыми, это наш выбор, а все веселье и слава мира точно наши. У Андрея Иванова же – книга отчаяния, завет тщеты. Живи на свалке мечты, протирай от пыли плещущие скелеты. Все будет только хуже.