Существует стереотип, что отношение к материнству было неизменным испокон веков, что это нечто естественное и общее для всех женщин. На самом деле и представления о материнстве, и повседневная жизнь матерей кардинально менялись со временем. Мы поговорили с экспертами и выяснили, каким было материнство до революции и в СССР — и почему сегодня от российских матерей требуют слишком многого.

«Традиционная семья»: мама, папа, няня и кормилица

В гуманитарных и социальных исследованиях сегодня существует отдельная междисциплинарная область — «Исследования материнства» (Motherhood Studies). В России исследователей, которые занимаются этой областью, мало. Среди них — Наталья Мицюк, доктор исторических наук, доцент Смоленского государственного медицинского университета. Она уже много лет пишет об истории материнства в России, фокусируясь на дореволюционном периоде и дворянских семьях. «Через это можно хорошо увидеть другие исторические процессы — например, как менялась политика в разных государствах, как выстраивались институты подавления и контроля граждан, как развивалось представление о теле и медицина», — объясняет Наталья.

Работа Натальи Мицюк с дневниками, медицинскими статьями и другими источниками показала: до середины XIX века развитого способа говорить о материнстве в России просто не существовало — ни в медицине, ни в литературе, ни в публичном поле.

«В крестьянской среде материнство особо не обсуждалось, его женщины совмещали с постоянной тяжелой работой — говорит Наталья. — У русских дворян идеалов материнства тоже долго не было. Вспомним произведения Александра Пушкина, посвященные няне, а не матери. Няня там возникает не случайно — это было типично для высшего класса: женщина рожала ребенка, и на этом ее предназначение заканчивалось, детьми занимались няни, гувернантки, слуги. Или образ Анны Карениной у Толстого и ее отношения с детьми: женщины тех лет были такими воздушными надушенными дамами, которые лишь изредка заглядывали в детскую».

Кормить грудью долгое время считалось в высших кругах чем-то низменным, животным.

Этим занимались не сами матери, а кормилицы. Лишь с развитием медицинского подхода к беременности и родам практика стала меняться: врачи начали настаивать на том, чтобы женщины сами выкармливали детей молоком, говорили, что это полезно и важно, размышляли о близости матери и ребенка. Но женщины долгое время сопротивлялись этому. Они могли давать ребенка кормилице и во время кормления садиться рядом, закрывая кормящей женщине лицо, чтобы ребенок видел мать, но сами кормить боялись. Тут важно и то, что женщины ходили в корсетах и из-за них возникало много проблем со здоровьем. Поэтому в классической литературе XIX века мы не найдем идиллического образа кормящей матери, это скорее исключение.

«В тяжелое время, навсегда памятное Пьеру, после родов первого слабого ребенка, когда им пришлось переменить трех кормилиц и Наташа заболела от отчаяния, Пьер однажды сообщил ей мысли Руссо, с которыми он был совершенно согласен, о неестественности и вреде кормилиц. С следующим ребенком, несмотря на противодействие матери, докторов и самого мужа, восстававших против ее кормления, как против вещи тогда неслыханной и вредной, она настояла на своем и с тех пор всех детей кормила сама».

Лев Толстой, «Война и мир» (1865–1869)

В середине XIX века дискуссия о материнстве начала развиваться сразу по нескольким причинам. С одной стороны, появлялись медицинские книги и статьи — сначала об акушерстве и родах, о беременности, потом об уходе за детьми, гигиене и здоровье. С другой — усиливалась роль государства. Оно все больше нормировало частную жизнь граждан и приписывало определенные роли женщинам. Плюс все это совпало, как ни с странно, с появлением в России женского движения, дискуссий о женской эмансипации, женском образовании — они тоже возникли у нас в середине XIX века.

Новые представления о материнстве шли как бы в противовес освободительным тенденциям.

Большую роль в становлении представлений о материнстве сыграло развитие коммерческой индустрии, подчеркивает Наталья Мицюк. В XIX веке детство было коммерциализировано, появилось большое разнообразие детских товаров, специальная детская одежда. До этого детей одевали в маленькие копии костюмов взрослых. Появилась целая детская инфраструктура, а с ней и представления, во что нужно одеваться матери, что нужно покупать детям, как себя вести, как выглядеть, навязанные в том числе и рекламой. Все это происходило неотрывно от становления городской культуры.

Современные представления о гармоничном материнстве прошлого, о «традиционной семье» далеки от реальности, говорит Наталья Мицюк. Она изучила женские дневники XIX — начала ХХ века и, по ее словам, не встретила ни одного счастливого.

«Никакой радости материнства в них нет. Риторика о счастливой матери, о наслаждении материнством — это очень новая вещь. Раньше материнство было сопряжено с большим количеством страха и тревоги. Дворянки очень переживали, как они выглядели во время родов, волновались за свою фигуру. И не зря: по сохранившимся письмам видно, что их очень негативно обсуждали другие — как они поплохели за время беременности», — рассказывает Наталья Мицюк.

При этом девушки в XIX веке очень мало знали о своем теле и сексуальности — в сравнении с теми же мужчинами. Многие верили, что беременность может наступить от поцелуя. В одном из дневников Наталья Мицюк нашла описание тревог молодой женщины, которая ехала в поезде и в вагоне сидела рядом с мужчиной. Она искренне боялась, что забеременела после этого. Понятно, что реальная сексуальная жизнь и роды были для женщин полной неожиданностью и зачастую очень тяжелым опытом. Под влиянием этих страхов или из желания реализоваться они в XIX веке вполне могли отказываться от детей вообще: чайлдфри на деле практика не такая уж новая.