В 1918 году в руки Белого движения попала часть золотого запаса Российской империи. Общая стоимость золотых слитков, монет, кружков и полос (да!) составила более 645 миллионов царских рублей. Правительство адмирала Колчака передавало золото за границу в обмен на оружие и валюту, но пало в 1920 году, так и не успев распорядиться вырученными деньгами. В книге «Золото Колчака» (издательство «НЛО») историк Олег Будницкий рассказывает, что стало с миллионами фунтов стерлингов, долларов и иен, которые белые в последний момент перевели на зарубежные счета, чтобы они не достались большевикам. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, посвященным тому, как была устроена и на каких условиях проходила торговля золотом с иностранными государствами.

Продажи

Вышедший из Омска 10 марта 1919 года «золотой поезд» после различных приключений прибыл во Владивосток 23 марта. Владивосток представлял собой разительный контраст по сравнению с захолустным Омском: «Красавец город, первоклассный порт, по расположению сильно напоминающий Константинополь, раскинулся на берегу Тихого океана и сиял тысячами электрических огней. Множество красивых зданий, богатые магазины, великолепные мостовые, оживленные улицы давали ему вид большого европейского города». Треволнения Никольского были компенсированы настоящей русской баней, растопленной по приказу директора местного отделения Госбанка. «После Омска, где сходить в баню значило заболеть тифом и где ванны отелей служили номерами, после долгой дороги это был настоящий „дар богов“», — вспоминал человек, распоряжавшийся девятью тысячами пудов золота.

Александр Александрович Никольский, которому предстояло осуществлять продажу российского золотого запаса, сравнительно опытный финансист, в прошлом чиновник Кредитной канцелярии Министерства финансов, был, по выражению сибиряков, «навозны´м человеком» (то есть «привозным», приезжим). В 1919 году ему исполнилось 37 лет. Трудно судить, чем объясняется его блестящая карьера: личными способностями или нехваткой квалифицированных специалистов в «великой Сибирской интеллектуальной пустыне» (по его же выражению). Министр финансов Михайлов публиковал призывы идти на службу даже в газетах за рубежом, туда же посылались и угрожающие, и умоляющие телеграммы. «Чтобы спасти положение, мне приходилось брать на службу людей без каких-либо рекомендаций, совершенно неизвестных никому, с риском злоупотреблений, — вспоминал Никольский. — Среди таких попался один бухгалтер, как потом оказалось — член международной воровской шайки, который произвел крупную кражу в кассе Иностранного Отделения, подделав все необходимые документы».

Однако подобные случаи были весьма редки, чиновники в подавляющем большинстве служили честно и добросовестно, «следуя старой доброй традиции Императорского Министерства Финансов». Учитывая мизерный размер их заработной платы, Никольский заключал, что «исполнение служебного долга при таких условиях — светлая страница в истории русского чиновничества».

Ситуация на финансовом рынке Владивостока была уникальной для России, что создавало, с одной стороны, сложности, с другой — возможности для маневра. Российское императорское правительство противилось допущению иностранных банков на внутренний рынок. Ввиду особых отношений между Россией и Францией (главного кредитора России до начала войны) исключение было сделано лишь для «Лионского кредита» и в декабре 1916 года — для нью-йоркского «Ситибанка». Мотивы последнего решения тоже вполне понятны — российское правительство стремилось получить доступ к американским кредитным ресурсам. При этом во Владивостоке в течение нескольких месяцев 1918 года появилось — в обстановке безвластия — семь отделений «самых могущественных банков в мире»: японских «Йокогама-спеши-банка» и «Мацуда-банка» (филиал «Чозен-банка»); английского Гонконг-Шанхайского банка и канадского «Ройял-банка» (который вскоре закрыл свое отделение); французских Индо-Китайского и Промышленно-Китайского банков, а также нью-йоркского «Ситибанка».

Схема открытия иностранных банков во Владивостоке была стандартной — вслед за приходом транспорта с войсками союзников появлялся банк для обслуживания нужд командования. Никольский считал, что «это стремительное нашествие иностранных банков за штыками экспедиционных частей происходило с благословения их правительств, по выработанной компетентными учреждениями широкой программе. Несмотря на все выгоды, которые сулила работа в богатейшем крае, условия анархии были слишком опасны, чтобы банки за свой страх и риск ввязались в эту авантюру». Иностранные банки торопились утвердиться на российском рынке в условиях вакуума власти и временного отсутствия русской торговли и русских банков. Вначале деятельность иностранных банков сводилась к обслуживанию соответствующих военных миссий и кредитованию экспортно-импортных операций. И хотя союзники не хотели разрешать своим банкам операции с непризнанным правительством, позднее они стали смотреть на вещи проще, и серьезное место в деятельности банков заняли операции по покупке золота у Омского правительства.

Согласно Никольскому, «самая множественность иностранных банков создавала их слабость, а не силу. Разделенные национальными различиями, противоположными интересами и взаимной конкуренцией, они работали друг против друга и играли нам в руку». Переговоры поначалу шли трудно, и лишь через месяц после прибытия во Владивосток Никольский смог сообщить Михайлову о некотором прогрессе, а тот не замедлил наложить резолюцию: «Срочно поручить Никольскому продать 2 тысячи кило на доллары».

В начале мая Никольский продал за 8 млн фр. 125 пудов золота французскому Промышленно-Китайскому банку. «Условия были не блестящи, — признавал он, — но чрезвычайно важно было создать „прецедент“». Тем не менее Министерство финансов расценило операцию как успешную, и министр по прямому проводу поздравил Никольского с «победой».

«Победа» была сомнительного свойства. Финансисты испытывали явный дискомфорт, прибегая к такой мере, как продажа золотого запаса. Товарищ министра финансов Омского правительства Н. Н. Кармазинский, запрашивая смету на содержание заграничного представительства, писал Сукину: «Конечно, предпринимаемая нами мера продажи золота — мера чрезвычайная, вызываемая исключительно остротою момента, и я глубоко убежден, что Вы, разделяя этот мой взгляд, и с своей стороны примите энергичные меры с (sic!) раскрепощением наших заграничных ресурсов или хотя бы к какому-либо заграничному займу».

Получить заем было не так легко, что же касается продаж, то лиха беда начало. Дальнейшие продажи пошли как по маслу и уже при участии союзных правительств, так как золото приобреталось главными эмиссионными учреждениями союзников. Динамика продаж (вырученные суммы приведены в долларовом эквиваленте), согласно Новицкому, выглядела следующим образом:

В мае 1919 г. французскому правительству на 1 371 745 долларов, англичанам — на 5 617 620 долл.
В июле англичанам и французам — на 7 599 028 долл.
В августе японцам — 6 989 365.
В сентябре японцам — 5 443 430.
В сентябре французам — 8 165 145.
Всего на сумму 35 186 333 долл.

Первую партию золота купило французское правительство, агентом которого выступал Индо-Китайский банк, а наиболее крупную партию золота приобрел Гонконг-Шанхайский банк. Все продажи, кроме последней, производились Кредитной канцелярией. Последняя партия в 750 пудов была продана французскому правительству за 51 360 тыс. фр. Условия этой сделки были невыгодны, и продажа, по словам Никольского, «носила скорее политический характер, имея целью улучшить отношения с французами».

Номинально французы заплатили за килограмм золота больше, чем в мае (4280 фр. вместо 3750), однако российская казна получила меньше денег ввиду падения французской валюты. Если в январе 1919 года франк обменивался на доллар в соотношении 5,7 : 1, то в июне соотношение составляло уже 6,48 : 1, а в октябре — 8,62 : 1. Принимая сентябрьский курс франка к доллару даже за 6,48, получаем, что французы должны были заплатить за золото приблизительно 52 291 тыс. фр., то есть «улучшение отношений» с Парижем обошлось казне почти в миллион франков. Все продажи золота, кроме первой и последней, производились в фунтах стерлингов и иенах.

Приехавший в Омск в июле 1919 года и вступивший в должность директора Кредитной канцелярии Новицкий активно способствовал скорейшей отправке ценностей во Владивосток. Никольскому приходилось принимать решения на месте самостоятельно, посоветоваться было не с кем, но зато он мог действовать оперативно, от чего нередко зависела успешность сделки. Тем более что за право покупки российского золота между иностранными банками развернулась нешуточная борьба.

Об остроте конкуренции свидетельствует, в частности, вербальная нота японской дипломатической миссии в Сибири от 11 июля 1919 года. Ссылаясь на информацию, полученную от директора Иностранного отделения Кредитной канцелярии о наличии во Владивостоке 400 пудов золота для продажи, японские дипломаты просили «Русское правительство в Омске соблаговолить отнестись благосклонно к просьбам японских банкиров относительно покупки золота». Дипломаты Страны восходящего солнца аргументировали свою просьбу тем, что «Япония ввозит в Россию большее количество товаров, чем все другие страны». Японцы были озабочены тем, что первые партии золота были проданы французскому и британскому банкам, а они остались не у дел.

Никольский умело использовал конкурентную среду. Так, в августе 1919 года ему «удалось продать Йокогама Спеши Банку золото на сумму около 11 миллионов иен по такой цене, которая оказалась убыточной для Банка. Назначив цену в разговоре с директором отделения Банка во Владивостоке, я дал ему кратчайший срок для ответа, заявив, что меня ждут американцы. Так как японцы не приучены считать в уме, а только считают (мастерски) на своих маленьких деревянных счетах, то ему не хватило времени для производства точных расчетов; упускать золото „врагам“ американцам он не хотел и принял предложенную цену, составившую для него убыток около 30 000 иен».